Спасибо тов.Сталину за оружие.Немецкие друзья

Воспоминания М.И. Сукнева, наверно, единственные в военной литературе мемуары, написанные офицером, который командовал штрафбатом. Более трех лет М.И. Сукнев воевал на передовой, несколько раз был ранен.
Автор писал книгу в 2000 году, на закате жизни, предельно откровенно. Поэтому его воспоминания являются исключительно ценным свидетельством о войне 1941-1945 годов.

 

Найдено на одном из форумов.

Ночной разговор

Последние дни августа 1974 года. Ещё никогда в южных аэропортах не было такого скопления пассажиров. Только на Москву из Одессы 18 рейсов в сутки, из Симферополя на Москву 32 рейса, это кроме Владивостока, Алма-Аты, двух рейсов в Ленинград, Варну, Бургас. Отпуска лётному составу в третьем квартале запрещены. Совет Министров направил в южные регионы своих представителей. Задача - вывезти всех пассажиров до 1 сентября. У нас появилась шутка: "Быстренько покушаем, быстренько поспим - и вперёд!"
В этот вечер вылетели из Одессы в Москву. Загрузка "под завязку": 115 взрослых плюс дети, из Москвы в Симферополь полупустой самолёт и во второй половине ночи Симферополь- Москва.
Занимаем заданную высоту, включили автопилот и я, командир корабля, решил проверить, что делается в салонах.
Свет выключен, тускло горят светильники, пассажиры все мирно спят, стюардессы спрашивают меня "что делать?", мол, от питания пассажиры отказываются наотрез, даже пить не хотят. Разрешаю одной дежурить, остальным подремать. Возвращаюсь в пилотскую кабину, вдруг один пассажир дёргает меня за рукав, вижу, в полутьме - мужчина лет 60-ти.
Спрашиваю: - А Вам, почему не спиться?
- Бессонница замучила, курить хочу до одури.
- После посадки закурите, в самолёте курить запрещено.
- Да знаю я, но нет терпения, можно я в туалете перекурю?
3апрещаю категорически, смотрю - чуть не плачет, и я, нарушая инструкции, предлагаю: "Пойдёмте в пилотскую, вместе перекурим."
Занимаю своё кресло, ему предлагаю кресло лоцмана, у меня за спиной. "Не беспокойтесь, я постою"- отвечает он. Облокотился плечом о моё кресло, закурили. В пилотской освещение выключено, мерцают приборы ультрафиолетом, начался разговор.
Рассказ пассажира.
Жил в селе в Воронежской области. Отслужил в армии, женился, родились 2 сына. Работал в МТС трактористом: пахал, сеял, а особенно любил уборку урожая. В то время самоходных комбайнов не было, на своём ЧТЗ тянул 2 "коммунара" или 2 "сталинца" дни и ночи напролёт. Душа радовалась, и вдруг+
22 июня 1941 года.
В первый же день войны сменил свой ЧТЗ на Т-34. Познал горечь отступления и радость наступления. Рвался освободить своих, и бои, бои. Почти не вылезал из танка, а в перерывах по крестьянской привычке всё ощупаю руками, осмотрю, проверю, подтяну, понимая, что поле боя- не колхозная нива.
Наконец-то освободили моё село. Проходили недалеко, попросил командование - отпустили на 2 дня. Приехал на попутках. Села нет - всё сожгли. Несколько раз переходило из рук в руки, а последний раз немцы, отступая, сожгли село, а всех жителей согнали в колхозный амбар и сожгли заживо. Наверное, не пережил бы, если б не желание отомстить. Вернулся с первого же боя и чуть не загремел в штрафбат. Представитель СМЕРШа откуда-то узнал, что я вернулся с полным боекомплектом, хотел арестовать, отдать под суд, что, мол, немцев жалеешь? Я ему ответил, что не немцев жалею, жалею на эту нечисть снаряды и патроны, я их гусеницами давить буду, а штрафбата я не боюсь, но думаю, что на танке я нужнее. Спасибо, командир и замполит отстояли. Стал своевольничать: бывало, задание выполним, команда возвращаться, а я "по газам" и вперёд в рейд по тылам на расстояние заправки. Жалел свой экипаж- я ведь смерти искал. Ругали, угрожали судом, а мне ведь ничего не страшно. Уничтожал машины, пушки, а особенно радость испытывал, уничтожая гусеницами живую силу врага.
От пленных немцев узнал, что на их участке фронта появился танк-призрак, который появляется ниоткуда, наносит удар и мгновенно исчезает.
В один из таких рейдов совершенно случайно налетели на какой-то штаб, разгромили полностью, машины передавили. Получил звание Героя Советского Союза.
Дошли до Германии.
- Не было желания отомстить немцам тем же?
- Боже избави! Даже самому злому врагу я не желал оказаться на моём месте, я ведь не каратель, я - воин.
Закончилась война, домой вернулся совсем другой человек. Я ведь до войны не мог и курицу зарезать, надо мной все мужики в деревне смеялись, а тут людей давил и радовался. Война калечит не только тела, но и души людей.
"Не запил горькую"? И такое было, но на фронте я вступил в партию. Сначала меня встряхнул военком, потом райком партии добавил. Бросил. Только на День Победы да за упокой жены и детей.
-Не женился?
-Нет. Я однолюб, а потом детям не захочется жить с мачехой.- Но ты же говорил, что они погибли?
- Для меня они всегда живые и всегда маленькие.
- А почему звезду Героя не носишь?
- Не хочу. Как-то пригласили в школу на День Победы, военком заставил надеть все награды. Знаешь, тяжёлый пиджак.
- Работаешь где?
- Трактористом. Предлагали должности - не захотел. Зачем браться за то, чего не умеешь?
- Но ты ведь и воевать не умел сразу?
- А я и не хотел, вынудили+
Длился этот разговор почти до посадки. Он выкурил, наверное, пол пачки
сигарет, прикуривая одну от другой. Сели. Зарулили. Пожали друг другу руки, и Он ушёл. Ни фамилии, ни адреса его не знаю, как-то не принято было спрашивать, да и лица в полутьме почти не рассмотрел. Единственное, что сохранилось в памяти - его голос и этот рассказ.
Пришёл сменный экипаж. Передали "свою ласточку" Ту-104, а сами отправились быстренько поесть, быстренько поспать - и снова вперёд.


Без названия

Донские степи, душное лето сорок второго. Силы Степного и Воронежского
фронтов откатывают к Сталинграду. Сплошное отступление. Бегство. Отец -
командир саперного взвода, вместе со своей частью идет в хвосте войск.
Минируют отход. Мимо проходят отставшие, самые обессиленные. Того мужичка,
как рассказывал, он тогда запомнил.
Сидит у завалинки загнанный дядька, курит. Взгляд - под ноги. Пилотки
нет, ремня - тоже. Рядом "Максим". Второго номера - тоже нет. Покурил,
встал, подцепил пулемет, покатил дальше. Вещмешок на белой спине, до земли
клонит. Отец говорил, что еще тогда подумал, что не дойти солдатику. Старый
уже - за сорок. Сломался, говорит, человек. Сразу видно...
Отступили и саперы. Отойти не успели, слышат - бой в станице. Части
арьергарда встали. Приказ - назад. Немцы станицу сдают без боя. Входят. На
центральной площади лежит пехотный батальон. Как шли фрицы строем, так и
легли - в ряд. Человек полтораста. Что-то небывалое. Тогда, в 42-м, еще не
было оружия массового поражения. Многие еще подают признаки жизни. Тут же
добили...
Вычислили ситуацию по сектору обстрела. Нашли через пару минут. Лежит
тот самый - сломавшийся. Немцы его штыками в фаршмак порубили. "Максимка"
ствол в небо задрал, парит. Брезентовая лента - пустая. Всего-то один короб
у мужичка и был. А больше и не понадобилось - не успел бы.
Победители шли себе, охреневшие, как на параде - маршевой колонной по
пять, или по шесть, как у них там по уставу положено. Дозор протарахтел на
мотоциклетке - станица свободна! Типа, "рюсськие *****асы" драпают. Но не
все...
Один устал бежать. Решил Мужик постоять до последней за Русь, за
Матушку... Лег в палисадничек меж сирени, приложился в рамку прицела на
дорогу, повел стволом направо-налево. Хорошо... Теперь - ждать.
Да и ждал, наверное, не долго. Идут красавцы. Ну он и дал - с
тридцати-то метров! Налево-направо, по строю. Пулеметная пуля в упор человек
пять навылет прошьет и не поперхнется. Потом опять взад-вперед, по тем, кто
с колена, да залег озираючись. Потом по земле, по родимой, чтобы не ложились
на нее без спросу. Вот так и водил из стороны в сторону, пока все двести
семьдесят патрончиков в них не выплюхал.
Не знаю, это какое-то озарение, наверное, но я просто видел тогда, как
он умер. Как в кино. Более того, наверняка знал, что тот Мужик тогда
чувствовал и ощущал.
Он потом, отстрелявшись, не вскочил и не побежал... Он перевернулся на
спину и смотрел в небо. И когда убивали его, не заметил. И боли не
чувствовал. Он ушел в ослепительную высь над степью... Душа ушла, а тело
осталось. И как там фрицы над ним глумились, он и не знает.
Мужик свое - отстоял. На посошок... Не знаю, как по канонам, по мне это
- Святость...

 

Мемуары
Пыльцын Александр Васильевич
Штрафной удар, или как офицерский штрафбат дошел до Берлина
Аннотация издательства: Книга рассказывает об увиденном и пережитом автором в офицерском штрафбате, который был создан по известному приказу Сталина «Ни шагу назад!» В ней нет ни одного придуманного события или вымышленного участника. Предельно правдиво освещены судьбы штрафных офицеров и их командиров. Рассчитана не только на представителей старшего поколения, но и на молодых читателей.

Содержание

Вступление, или слово к читателю, в котором автор объясняет причины, побудившие его написать эту книгу, и выражает сердечную благодарность всем, кто вдохновил его на этот труд и помог в его осуществлении [5]

Глава 1. Откуда мы родом. Под репрессиями. Особенности военного обучения в школе. Начало войны. Мой первый командир-политрук. Военное училище, лейтенант. На границе. Направление — фронт. Уфа. За что в штрафбат? [11]

Глава 2. В составе 3-й Армии. Легендарный генерал Горбатов. Штрафники в тылу врага. Освобождение г. Рогачева. Реабилитация. Ледяная купель. «Диетическая» погода. Белорусские вечера [29]

Глава 3. Оборона севернее Ковеля. Как подрываются на минах. Разоблачение «хитрецов». «Языки». Начало операции «Багратион». Подготовка к наступлению [54]

Глава 4. Операция «Багратион». Наступление. Немецкие «сюрпризы». «Шпринг-мина». Форсирование Буга. Яростные контратаки врага. Коварная пуля. Знакомый медсанбат [77]

Глава 5. Второе ранение. Побег из госпиталя. Чужой орден. Обед у ксендза. Новый комбат. Восстание в Варшаве. Выход на Наревский плацдарм [102]

Глава 6. Бои за расширение Наревского плацдарма. Хитрость командарма. Атака через минное поле. Схватка с танками. Переход к обороне. До последнего [124]

Глава 7. Наревская оборона. Неповиновение и тактические разногласия. Орденская иерархия. Фронтовая манера. Новый тотальный враг. Гибель Кости Смертина. Сага о касках. Свет и тепло. «Штрафбата». Два дня отпуска. Встреча с Ритой [152]

Глава 8. История знакомства с будущей женой. Любовь с первого взгляда. Адрес на песке, Уфа. Неожиданные оперно-балетные впечатления. Фронт. Почтовый роман длиною больше года. Фронтовая свадьба [164]

Глава 9. Политпрокламатор. Подготовка к боям. Освобождение Варшавы. Банк. Кутно, «Потомок фрица». Свадебное путешествие в штрафбат. Германия, месть танкиста. Штаргард, Алътдамм. Герой Ястребков. Боевое крещение Риты. Приезд Рокоссовского. Бросок на юг [181]

Глава 10. Впереди Одер и Берлин. Беременность Риты. С кем идем в «последний, решительный бой». «Старик» Путря, анекдотист Редкий. Форсирование Одера. Бой на плацдарме. Гибель бывшего летчика Смешного. Последнее ранение. Рита в госпитале [207]

Глава 11. Первые дни мира. Таинственная болезнь. Орденская история. Поезд «Берлин-Москва». Рембертув, госпиталь. Точная диагностика. Вечер танцев. Рождение сына. Лейпцигские впечатления. Мои новые начальники. Памятные встречи [250]

Глава 12. Здравствуй, Родина! Издержки денежной реформы. В резерве округа в Москве. Назначение с понижением. Косая Гора под Тулой. Рождение Александра II. Извилистый путь в военную Академию. Диплом с отличием. Войска «Дяди Васи». Прикарпатье, 38-я армия и ее генералы. Снова Дальний Восток, Уссурийск. Незабываемые встречи. Харьков, Вьетнам. Финал службы. Развал СССР
http://militera.lib.ru/memo/russian/pyltsyn_av/index.html

 

Офицеры 8 ОШБ :
Фотографии офицеров 8 ОШБ
Командир 8 ОШБ Осипов со своими офицерами
О заместителе командира 8 ОШБ по строевой части Кулешове Александре Ивановиче
О боях 8 ОШБ за Жлобин
О заместителе командира 8 ОШБ по политчасти Саломатове Никоне Семеновиче

4. Политрук 8 ОШБ Пиун Павел Ильич :
О Пиуне Павле Ильиче, провоевавшем в 8 ОШБ более 2-х лет
Справка о выслуге лет, выданная Пиуну П.И. 8-м ОШБ
Из аттестационного листа на присвоение очередного воинского звания зам.политрука взвода Пиуну П.И.
Из аттестационного листа на присвоение очередного воинского звания зам.политрука роты Пиуну П.И.
Копия подлинника рукописного аттестационного листа на присвоение очередного воинского звания зам.политрука роты Пиуну П.И.
Копия боевой характеристики на агитатора 8 ОШБ ЦФ капитана Пиуна П.И.
Копия подлинника рукописной боевой характеристики на агитатора 8 ОШБ ЦФ капитана Пиуна П.И.
Копия боевой характеристики на агитатора 8 ОШБ 1.Б.Ф. майора Пиуна П.И.
Копия подлинника рукописной боевой характеристики на агитатора 8 ОШБ 1.Б.Ф. майора Пиуна П.И.

Эта фотография не дает мне покоя. На снимке - боевые офицеры, на лицах многих из них лежит тень бесконечной усталости. На некоторых выгоревшие до белезны гимнастерки, немногочисленные ордена, нашивки за ранения.
http://warmech.narod.ru/batalion/index.html

Здесь переписка http://forum.vgd.ru/108/4364/

 

Где такую чушь нашли. Это надо додуматься, заместитель политрука ВЗВОДА. )

 

9 мая мы находились в северной части Тихого океана. Штормило. Многие крепко выпили, хотя и не слишком. В этом, пожалуй, своеобразным образом помог имя, так как произошла такая неожиданная для меня самого ситуация.
Перед самым выходом из Сиэтла к нам привезли группу штрафников-краснофлотцев, загулявших и отставших от полученных нашей страной у США военных кораблей. Разместили этих штрафников в каютах кормового твиндека. Поставили часового, который вскоре узнал, что у его подопечных есть валюта — около 50— 60 долларов. Везти ее во Владивосток было в то время и грешно и смешно. Решили потратить доллары здесь же, купить в честь Победы виски и ром. Но кого послать? Послали меня как самого молодого. И крупно ошиблись. Когда я вышел из ворот порта и зашел в первый попавшийся бар, мне ни рома, ни виски не дали: не было еще — по американским законам — двадцати одного года. Я зашел в следующий бар, еще в один — то же самое. Кажется, я пробежал всю улицу, идущую вверх от порта (помнится Маркет-стрит). И никто (!) не продал мне никакого крепкого вина. А наш пароход должен был вот-вот отойти от причала. У меня, как говорится, уже задрожали коленки. Наконец, в каком-то переулке бармен продал 10 бутылок слабенького яблоч*ного вина и не без опаски выпроводил на улицу. На обратном пути я прихватил картонную коробку, набил ее всем попавшимся под руку, чтобы потратить оставшуюся сумму, — апельсинами, галстуками, сорочками... Потом прыгнул в автобус, который шел к порту, опустил монету в турникет, но уже в самом автобусе зацепил днищем коробки за его верхнюю гайку. Все содержимое, есте*ственно, высыпалось на пол. Выругался. Американцы с сочувствием собрали мою поклажу и даже перевязали коробку: у кого-то нашлась веревка. Выскочив из авто*буса, я побежал к причалу. Надо было проникнуть на пароход так, чтобы не попасть на глаза начальству. Матрос у лебедки на полубаке, увидев меня махнул рукой в сторону кормы, там успели подать сходни (был отлив) и я, к своему величайшему счастью, сам не оказался среди штрафников.

А 9 мая в честь Великой Победы мы выпили все — и то что я принес, и то, что сами члены команды запасли на берегу. Я тогда вообще не пил. И в итоге — отстояв вахту на своих холодильных установках, попал кочегарить в кочегарку...

Источник: сб. "День первый...День последний! 1941-1945 гг." М., 1995 г.

 

Капитан Герхард Денглер участвовал в Сталинградской битве. Когда он оказался в окружении и не было шансов спастись, он решил сдаться Красной армии.

В Сталинграде сгорела моя привычная жизнь. Я видел трусливых генералов; врачей, получавших пайки за своих пациентов и съедавших их; священников, дающих последнее благословение и ощупывающих умирающего, не осталось ли у него чего-нибудь съесть или покурить. То есть весь тот привычный гражданский мир, в котором я родился и вырос, сгорел для меня в Сталинграде.

В том, что я выбрался из окружения, способствовал Паулюс. Я пришёл к начальнику полка после того, как советское командование распространило листовку, которая была очень обнадеживающей по содержанию, и сказал ему: «Это просто необходимо принять». А потом, несмотря на то, что был ранен в двух местах в голову и меня лихорадило, я отправился в главный штаб армии к Паулюсу. И что удивительно, мне удалось туда пробраться. Я спросил Паулюса, есть ли надежда, что мы выберемся, потому что мои солдаты не хотят оставаться и ждать, когда их застрелят.

Тогда Паулюс подошёл к карте и сказал: «Капитан, Вам легко говорить. Вы благородно относитесь к врагу, но нам здесь приходится выполнять поручения главного штаба Гитлера, а шансов пробиться нет: ближайшие войска в 300 километрах к западу от нас, и расстояние между нами всё увеличивается». Я сказал на это: «Но тогда я не вижу смысла держаться дальше». Какое-то время он медлил (Паулюс вообще был человеком медлительным), а потом внезапно сказал: «Капитан, настал тот тяжёлый час, когда инициатива переходит к нижним военным чинам».

Сначала я просто не понял, но вдруг меня осенило, и я увидел, что все господа генералы, сидевшие там вместе, боятся капитулировать и тем самым нарушить приказ фюрера. Стало ясно, что решать предстоит нам самим, хотя если мы, младшие офицеры потерпим неудачу, Гитлер поставит нас к стенке, потому что мы не выполнили его приказ. Я принял решение, что не буду больше бессмысленно обрекать солдат на смерть. Я доложил об отбытии генералу Паулюсу (на следующий день он стал фельдмаршалом): «Господин генерал-полковник, доношу об отбытии моей части».

В ту же ночь я сам наладил связь с Красной Армией. Русские выкинули листовки с паролем. Ночью я переполз на ту сторону, все время выкрикивая пароль. Честно говоря, сердце у меня билось часто, потому что представлялось, что там, на той стороне, стоит 18-летний красноармеец, готовый сразу же всадить в меня пулю из своего автомата. И всё же я тогда спокойно добрался. Послали за полковником и переводчиком. Я сказал, что мы все хотим капитулировать. Обсудили детали капитуляции. В течение часа все должны были прийти с поднятыми руками без оружия.

Когда я вернулся к моим людям в часть, там стояли два лейтенанта из соседней 44-ой дивизии «Хох-унд-дойчмайстер». Они доложили от имени своего генерала, что он слышал о моем намерении капитулировать или даже дезертировать, и что он прикажет застрелить каждого, кто попробует перейти к русским, из пулемётов. Мои люди подтвердили, что их пулемёты стояли здесь.

Я хотел спасти моих солдат, а не поставить их под немецкие пули. Тогда я снова пробрался к русским и объяснил ситуацию. Мы лежали над изгибающимся оврагом, и поэтому я предложил: «Мы не можем прийти с поднятыми руками, раз появилась такая опасность. Солдаты 44-ой дивизии «Хох-унд-дойчмайстер» не смогут увидеть, что происходит в этом овраге, и поэтому мы придём туда до рассвета. Я обещаю, что не будет сделано ни одного выстрела».

Таким образом, русские могли взять нас в плен прямо на нашей позиции, где мы лежали, окопавшись в снегу. Так и произошло. Ранним утром, как только стало светать, пришли красноармейцы, мы сложили всё оружие в кучу и капитулировали.

Источник: http://kriegsende.ard.de/

 

В знаменитом приказе наркома обороны №227 от 28 июля 1942 года предельно чётко сказано:
1, Военным советам фронтов и, прежде всего командующим фронтов:
б) безусловно снимать с поста и направлять в Ставку для привлечения военному суду командующих армиями, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций, без приказа командования фронта;

в) сформировать в пределах фронта от одного до трёх (смотря по обстановке) штрафных батальона (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины,

2. Военным советам армий и, прежде всего командующим армиями:
а) безусловно снимать с постов командиров и комиссаров корпусов и дивизий, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций без приказа командования армии, и направлять их в военный совет фронта для предания военному суду;
в) сформировать в пределах армии от пяти до десяти (смотря по обстановке) штрафных рот (от 150 до 200 человек в каждой), куда направлять рядовых бойцов и младших командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на трудные участки армии, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной...»
«.. .Лица среднего и старшего командного, политического и начальствующего состава, направляемые в штрафной батальон, тем же приказом по дивизии или бригаде (корпусу, армии или войскам фронта соответственно) (ст. 9) подлежат разжалованию в рядовые.

Перед направлением в штрафной батальон штрафник ставится перед строем своей части (подразделения), зачитывается приказ по дивизии или бригаде (корпусу, армии или войскам фронта соответственно) и разъясняется сущность совершённого преступления.

Ордена и медали у штрафника отбираются и на время его нахождения в штрафном батальоне передаются на хранение в отдел кадров фронта. Штрафникам выдаётся красноармейская книжка специального образца.

За неисполнение приказа, членовредительство, побег с поля боя или попытку перехода к врагу командный и политический состав штрафного батальона обязан применить все меры воздействия вплоть до расстрела на месте.

Штрафники могут быть приказом по штрафному батальону назначены на должности младшего командного состава с присвоением званий ефрейтора, младшего сержанта и сержанта. Штрафникам, назначенным на должности младшего командного состава, выплачивается содержание по занимаемым должностям, остальным штрафникам — в размере 8руб. 50 коп. в месяц. Полевые деньги штрафникам не вытачиваются.

Выплата денег семье по денежному аттестату прекращается, и она переводится на пособие, установленное для семей красноармейцев и младших командиров Указами Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1941 г. и от 19 июля 1942 г.

За боевое отличие штрафник может быть освобождён досрочно по представлению командования штрафного батальона, утверждённому военным советом фронта.

За особо выдающееся боевое отличие штрафник, кроме того, представляется к правительственной награде.

Перед оставлением штрафного батальона досрочно освобождённый ставится перед строем батальона, зачитывается приказ о досрочном освобождении и разъясняется сущность совершённого подвига.

По отбытии назначенного срока штрафники представляются командованием батальона военному совету фронта на предмет освобождения и, по утверждении представления, освобождаются из штрафного батальона.

Все освобождённые из штрафного батальона восстанавливаются в звании и во всех правах.

Штрафники, получившие ранение в бою, считаются отбывшими наказание, восстанавливаются в звании и во всех правах и по выздоровлении направляются для дальнейшего прохождения службы, а инвалидам назначается пенсия из оклада содержания по последней должности перед зачислением в штрафной батальон» .

 

Трусы и предатели были конечно и в немецкой армии.
Ссылаться на "мемуары" подобных типов, я бы не стал.