Поезія та проза

Василь Стус

Задосить. Приостань. І жди кінця.
Великий світ замкнувся над тобою.
Прощайся — з молодечою жагою
і втраченого не шукай лиця.
Задосить. Приостань. Упився гроз?
Від правіків на всевіки упився?
Муаром хмар смертельно позначився,
зісклілу душу видубив мороз.
Тепер — задосить. Жди і жди і жди.
Благословенного, мов день, смеркання.
Ти — ген на белебні. Ти — ген за гранню
утраченої зопалу біди.

 

Леонід Терехович

«Шукаю людину!» —
запалена свічка
в руці Діогена пече... загальна
Бентежна тривога — та вічна —
ложиться йому на плече...
«Шукаю людину...»
А люди сховались
в насмішках, тривогах, вбранні...
Трагічні прологи й комічні фінали
наповнили фарсові днi...
Блукає по місту в подертім хітоні —
мудрець?
чи кумедний дивак?
Як можна напитися прямо з долоні,
навіщо носити черпак?
Навіщо розкішні палаци настiйно
здіймать в пiднебесну блакить,
коли й перевернута діжка надiйно
від вітру й дощу захистить?
Як мало потрібно людині, щоб жити!..
Чому ж без якоїсь вини
з себе чи з підлеглих витягують жили,
аби прихопить зайвини?
Людська загребущість роз’ятрює душі,
і бачимо часто, на жаль,
як виростають хоробрi та дужі
рабами нікчемних бажань...
І тягнуться руки — зухвалі й недобрі —
схопити далеке й близьке...
I світ захлинається в лютiй жадобi,
вбиваючи в людях людське...
Чи не тому осторога незвична
Не відпуска ні на мить:
«Шукаю людину» — запалена свічка
В руці Діогена горить...

 

Іван Малкович

НАМАРНІ ЛЮДИ

я ще один із тих що обманулись
і відізвавшись із копальні хромосомів
піддався легкодухо на життя

покинув рай імлавої копальні
де — мов жива роса — тріпоче купно
невидиме зерно людей
(у щільниках незримих)

прийшов — зацвів — зів'яв —
і шусть у землю
скрізь у землі

ледь глибше за картоплю
розлігся наголяса перед Вишнім
однаковісінький кістковий інвентар

(немов єдина на землі доцільність —
кістки вирощувати власні)

банальні ієрогліфи людей
мов сірнички дитячою рукою
поскладані . . . . . . . . . . . . . .

намарні люди котрих навіть Бог
не в змозі пригадати на обличчя....

 

....епіграф до сьогодення...на жаль....

 

Дехто скаже:
- Гиииииииииии....

 

Тут так тихо...Ромка нема


ВАСИЛЬ СТУС
У ЦЬОМУ ПОЛІ, СИНЬОМУ, ЯК ЛЬОН
У цьому полі, синьому, як льон,
де тільки ти і ні душі навколо,
уздрів і скляк: блукало в тому полі
сто тіней, В полі синьому, як льон.
А в цілому полі синьому, як льон,
судилося тобі самому бути,
аби спізнати долі, як покути,
у цьому полі синьому, як льон.
Сто чорних тіней довжаться, ростуть
і вже, як ліс соснової малечі,
устріч рушають. Вдатися до втечі?
Стежину власну, наче дріт, згорнуть?
Ні. Вистояти. Вистояти. Ні —
стояти. Тільки тут. У цьому полі,
що наче льон. І власної неволі
спізнати тут, на рідній чужині.
У цьому полі, синьому, як льон,
супроти тебе — сто тебе супроти.
І кожен супротивник — у скорботі,
і кожен супротивник, заборон
не знаючи, вергатиме прокльон,
твоєю самотою обгорілий.
Здичавів дух і не впізнає тіла
у цьому полі синьому, як льон.

 

Без Ромка тепер так тут і буде

 

В.Леві

Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность - болью прощания,
а ненависть - силой того отвращения,
с которым ты помнишь свои обещания.


И тою же мерой, с припадками ревности,
тебя обгрызают, как рыбы-пирании,
друзья и заботы, источники нервности,
и все-то ты знаешь заранее...


Кошмар возрастает в пропорции к сумме
развеявшихся иллюзий.
Ты это предвидел. Ты благоразумен,
ты взгляд своевременно сузил.


Но время взрывается. Новый обычай
родится как частное мнение.
Права человека по сущности - птичьи,
а суть естества - отклонение,


свобода - вот ужас. Проклятье всевышнее
Адаму, а Еве напутствие...
Не с той ли поры, как нагрузка излишняя,
она измеряется мерой отсутствия?


И в липких объятиях сладкой беспечности
напомнит назойливый насморк,
что ценность мгновенья равна Бесконечности,
деленной на жизнь и помноженной на смерть.


Итак - подытожили. Жизнь - возвращение
забытого займа, сиречь - завещание.
Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность - болью прощания...

 

Костенко Ліна


"... І не дивуй, що я прийду зненацька"



... І не дивуй, що я прийду зненацька.
Мені ще ж побороти переляк.
На штурм Бастилій – просто. На Сенатську.
А от до тебе – я не знаю як.
Вже одпручалась гордістю і смутком,
одборонилась даллю, як щитом.
Як довго йшла до тебе, як нехутко,
і скільки ще і сумнівів, і втом!
Прийми мою понівечену душу,
збагни й пробач мій безнемірний острах.
Дай хоч на мить забути слово – «мушу»,
це перше слово з букваря дорослих.
Мені без тебе сумно серед людства.
Вже людству не до себе й не до нас.
А дика груша світиться як люстра.
І чутно гомін тополиних трас...



"Здається, часу і не гаю..."

Здається, часу і не гаю,
а не встигаю, не встигаю!
Щодня себе перемагаю,
від суєти застерігаю,
і знов до стрічки добігаю,
і знов себе перемагаю,
і не встигати не встигаю,
і ні хвилиночки ж не гаю!

 

Пишіть листи

Пишіть листи і надсилайте вчасно,
Коли їх ждуть далекі адресати,
Коли є час, коли немає часу,
І коли навіть ні про що писати.
Пишіть про те, що ви живі-здорові,
Не говоріть, чого ви так мовчали.
Не треба слів, навіщо бандеролі?
Ау! - і все, крізь роки і печалі.

 

Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, —
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

К. Симонов

 

К простоте возвращаться - зачем?
Зачем - я знаю, положим.
Но дано возвращаться не всем.
Такие, как я, не можем.

Сквозь колючий кустарник иду,
Он цепок, мне не пробиться...
Но пускай упаду,
До второй простоты не дойду,
Назад - нельзя возвратиться.

Зинаида Гиппиус

 

Неужели не я,
Освященный тремя фонарями.
Столько лет в темноте,
По осколкам бежал пустырями.
И сияние небес
У подъемного крана клубилось.
Неужели не я,
Что-то здесь навсегда изменилось.
Кто-то новый царит,
Безымянный, прекрасный, всесильный.
Над отчизной горит,
Разливается цвет темно-синий.
А в глазах у борзых
Мельтешат фонари по цветочку.
Кто-то вечно идет возле новых домов в одиночку.
Значит нету разлук,
Значит зря мы просили прощения.
У своих мертвецов,
Значит нет для зимы возвращения.
Остается одно,
По земле проходить бестревожно.
Не возможно отстать,
Обгонять, только это возможно.
Поздравляю себя с интервальной находкой, с тобой.
Поздравляю себя с удивительно горькой судьбой.
С этой вечной рекой,
С этим небом в прекрасных осинах,
С описанием утрат за безмолвной толпой магазина.
Слава Богу, чужой.
Никого я здесь не обвиняю,
Никого не узнать я иду тороплюсь, обгоняю.
Как легко мне теперь,
От того, что ни с кем не расстался.
Слава Богу, что я на земле без отчизны остался.
Не жилец этих мест,
Не мертвец а какой-то посредник.
Совершенно один ты кричишь о себе напоследок
Ни кого не узнал, обознался, забыл, обманулся.
Слава Богу, зима,
Значит я никуда не вернулся.

Иосиф Бродский
http://spbczk.ru/images/stories/BrodskyDeskSmall.jpg

 

Я знаю: пройден путь разлуки и ненастья,
И тонут небеса в сирени голубой,
И тонет день в лучах, и тонет сердце в счастье...
Я знаю, я влюблен и рад бродить с тобой,

Да, я отдам себя твоей влюбленной власти
И власти синевы, простертой надо мной...
Сомкнув со взором взор и глядя в очи страсти,
Мы сядем на скамью в акации густой.

Да, обними меня чудесными руками...
Высокая трава везде вокруг тебя
Блестит лазурными живыми мотыльками...

Акация, чуть-чуть алмазами блестя,
Щекочет мне лицо сырыми лепестками...
Глубокий поцелуй... Ты - счастье... Ты - моя...

Владимир Набоков

 

Быть женщиной - что это значит?
Какою тайною владеть?
Вот женщина. Но ты незрячий.
Тебе ее не разглядеть.
Вот женщина. Но ты незрячий.
Ни в чем не виноват, незряч!
А женщина себя назначит,
как хворому лекарство - врач.
И если женщина приходит,
себе единственно верна,
она приходит - как проходит
чума, блокада и война.
И если женщина приходит
и о себе заводит речь,
она, как провод, ток проводит,
чтоб над тобою свет зажечь.
И если женщина приходит,
чтоб оторвать тебя от дел,
она тебя к тебе приводит.
О, как ты этого хотел!
Но если женщина уходит,
побито голову неся,
то все равно с собой уводит
бесповоротно все и вся.
И ты, тот, истинный, тот, лучший,
ты тоже - там, в том далеке,
зажат, как бесполезный ключик,
в ее печальном кулачке.
Она в улыбку слезы спрячет,
переиначит правду в ложь...
Как счастлив ты, что ты незрячий
и что потери не поймешь.

Римма Казакова

 

Три слова, будто три огня,
Придут к тебе средь бела дня.
Придут к тебе порой ночной,
Огромные, как шар земной.
Как будто парус – кораблю
Три слова: «Я тебя люблю».
Какие старые слова,
А как кружится голова,
А как кружится голова…

Три слова, вечных, как весна,
Такая сила им дана.
Три слова, и одна судьба,
Одна мечта, одна тропа…
И во однажды, все стерпя,
Ты скажешь: «Я люблю тебя».
Какие старые слова,
А как кружится голова,
А как кружится голова…

Три слова, будто три зари,
Ты их погромче повтори.
Они тебе не зря сейчас
Понятны стали в первый раз.
Они летят издалека,
Сердца пронзая и века.
Какие старые слова,
А как кружится голова,
А как кружится голова…

Роберт Рождественский

 

Л. Толстой.
Старый тополь
Пять лет наш сад был заброшен; я нанял работников с топорами и лопатами и сам стал работать с ними в саду. Мы вырубали и вырезывали сушь и дичь и лишние кусты и деревья. Больше всего разрослись и глушили другие деревья – тополь и черемуха. Тополь идет от корней, и его нельзя вырыть, а в земле надо вырубать корни. За прудом стоял огромный в два обхвата тополь. Вокруг него была полянка; она вся заросла отростками тополей. Я велел их рубить: мне хотелось, чтобы место было веселее, а главное, – мне хотелось облегчить старый тополь, потому что я думал: все эти молодые деревья от него идут и из него тянут сок. Когда мы вырубали эти молодые топольки, мне иногда жалко становилось смотреть, как разрубали под землею их сочные коренья, как потом вчетвером мы тянули и не могли выдернуть надрубленный тополек. Он изо всех сил держался и не хотел умирать. Я подумал: видно, нужно им жить, если они так крепко держатся за жизнь. Но надо было рубить, и я рубил. Потом уже, когда было поздно, я узнал, что не надо было уничтожать их.
Я думал, что отростки вытягивают сок из старого тополя, а вышло наоборот. Когда я рубил их, старый тополь уже умирал. Когда распустились листья, я увидал (он расходился на два сука), что один сук был голый; и в то же лето он засох. Он давно уже умирал и знал это и передал свою жизнь в отростки.
От этого они так скоро разрослись, а я хотел его облегчить – и побил всех его детей.