Советские монастыри пережили фашистскую оккупацию и сталинские репрессии. Зато либеральный Никита Сергеевич показал “рассадникам антисоциальной морали и опиума для народа” настоящую кузькину мать. Дом наш, дом , куда нам деваться?” — утирая трясущимися ладонями набега вшие с лезы, уставшие немолодые мужчины судорожно цеплялись взглядами съедаемые горизонтом колокольни. Шел 1958 год, заканчивалась последняя волна хрущевской антицерковной кампании, и западноукраинских монахов, выдворенных из Изского Свято-Николаевского монастыря, со скудными пожитками грузовики увозили унылой разъезженной дорогой прочь из намоленных мест. Прошло пять лет с тех пор, как в марте 1953-го была отслужена панихида по вождю советского народа Иосифу Сталину, и Никита Хрущев методично затягивал на шее православной церкви петлю, ослабленную было его предшественником. Главным рассадником “опиума для народа” в советской Украине были назначены монастыри. К концу 1950-х из несчастных 63-х православных обителей, переживших на огромной территории “от тайги до британских морей” анархию, репрессии, лагеря и войну, украинских было 40. Для страны воинствующего атеизма — возмутительно много. На XXI съезде КПСС Хрущев обрисовал перспективы развития Страны Советов на ближайшую пятилетку. Он обещал достроить в СССР коммунизм, но мешала низкая сознательность “строителей”. Высокая религиозность советских людей, говорил Никита Сергеевич делегатам, не имеет социальных корней — все дело в плохо поставленной пропаганде и пассивности партии. И рьяно взялся искоренять институт монашества. К 1964-му, когда его, так и не закончившего масштабнейшую церковную чистку, отстранили от власти, из 40-ка монастырей в Украине осталось девять, и в них ютилось чуть менее тысячи монахов и монахинь. Менее чем за полвека в бывшей империи, где верующим было подавляющее большинство населения, с религией почти покончили. Под одобрительное улюлюканье еще вчера богопослушные христиане разрушали храмы и расстреливали царскую семью. “Это был кризис веры, кризис церкви, — рассказывает доктор исторических наук профессор Александр Лысенко. — В том и заключается сложность феномена религиозного: есть люди церковные, которые послушно посещают храм и совершают обряды, а есть духовные — разделяющие вероучение, сопереживающие, несущие крест, выполняющие заветы. И когда в России случилась эта отрыжка охлократии, оказалось, наверное, что истинная вера отсутствует”. Линия партии До прихода к власти большевиков монастыри были не просто культовыми образованиями, где проводились богослужения и куда приходили отречься от мира, рассуждает известный украинский историк Юрий Мариновский. “Здесь действовал четкий экономическиймеханизм, — поясняет он. — И обитатели сами себя кормили, одевали, вкладывали деньги и жили на проценты. Монастырь был базовой структурой, православно-духовной и экономически независимой”. Эта сила, в начале века объединявшая большую часть империи и априори отрицавшая насилие, стала бельмом на глазу новой власти — идеологическая угроза и легкая нажива. Судьба духовенства была предопределена. “Началась вакханалия и беззаконие, — рассказывает Лысенко. — Большевики принялись уничтожать материальную основу православной церкви”. Проще всего это было сделать, национализировав церковные земли. Первое посягательство на них большевики сделали, еще толком не придя к власти. 23 января 1918 года молодым правительством Страны Советов был принят первый закон, ознаменовавший для православия век хождения по мукам, — декрет Об отделении церкви от государства и школы от церкви. Объявив народным достоянием церковное имущество, большевики назначили церковь вне закона и “благословили” мародерство и святотатство. “Комсомольское Рождество и Крещение прошли удачно, — оптимистично начинается отчет о ходе противорелигиозной кампании одного из отделов госполитуправления Украинской ССР, датированный 1923 годом. “Удачно” означало: комсомольский актив, вооруженный чучелами попов, демонстративно прошествовал центром небольшого городка в глубинке и сжег их перед собором. “Монастыри вообще, а Лавра и Фроловский монастырь в частности, являются “рассадниками антисоциальной морали и очагами разврата”, — постановил в конце 1920-х киевский окружной суд, требуя закрыть их и вышвырнуть монашескую братию на улицу. В стране уже было ликвидировано более тысячи монастырей, насельники — выброшены на улицу. Обезумевший от “свободы” люд выносил из церквей старинную утварь, вскрывал мощи святых, осквернял храмы и кладбища, зверски убивал священников и насиловал монахинь. 1930-1940 годы, по словам Лысенко, стали самыми страшными в истории украинских монастырей. Но несмотря на все ужасы довоенных лет, резню, репрессии и лагеря, монастыри в Украине оставались вплоть до войны. А перепись 1939 года показывала, что две трети сельского населения и одна треть городского по-прежнему продолжали считать себя верующими. Большой взрыв. Историки до сих пр не могут прийти к единому мнению о том кто взорвал Киево-Кечерскую лавру - немцы или отступающие красные. Война, оккупация и сталинские репрессии не Смогли нанести украинским монастырям такого урона, как это сделал Хрущёв.
Свобода совести Фашистская оккупация, как ни парадоксально, спасла православие в Российской империи от полного уничтожения. К началу Великой Отечественной от 117 млн православных верующих, 55 тыс. церквей и 100 тыс. священнослужителей дореволюционной России осталось не более трех сотен действующих храмов и полтысячи не репрессированных священников. С приходом немцев, не препятствовавших религиозной жизни на оккупированных территориях, для украинских церквей и монастырей началось то, что принято называть словом “оттепель”. “Я бы не стал называть немецкую политику расцветом и возрождением, как говорят многие, — объясняет свое видение ситуации тех времен Лысенко. — Немцы играли. Для них религия была одним из политических рычагов. Главное для них было — лояльность к нацистам”. Война, по словам профессора, стала серьезным испытанием и ударом для церкви, и монашество с достоинством восприняло новые испытания. “Многие монахи Киева, Харькова, Днепропетровска ухаживали за ранеными, лечили, стирали — словом, делали всю работу, которую и предполагает миссия христианина”, — рассказывает Лысенко. В ответ на политику нацистской Германии, добивавшейся лояльности местного населения и провозгласившей на оккупированных территориях “свободу совести”, Сталину пришлось пойти на поразительные для коммуниста шаги. Патриотизм в рядах защитников отечества улетучивался, и Сталин был вынужден разрешить возродить церковь и открыть храмы и монастыри, прежде отданные под амбары, больницы и школы. К концу войны три сотни церквей трансформировались почти в 10 тыс. Зажатая в тиски политической интриги и балансирующая между “быть или не быть” церковь вынуждена была назначить человека, почти уничтожившего российское православие, едва ли не святым. “Мы не можем пройти молчанием его всегда благожелательного, участливого отношения к нашим церковным нуждам. Много доброго и полезного, благодаря его высокому авторитету, сделано для нашей Церкви нашим Правительством”, — эти слова святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия 9 марта 1953 года были адресованы человеку, который вошел в мировую историю как величайший гонитель христианства. Однако военная и послевоенная религиозная “оттепель” взялась морозом очень скоро. “Война окончилась, — говорит Лысенко. — Советской власти не хватало помещений — под детдома, школы, больницы, госпитали, санатории. Любое здание, где можно было разместить советские организации, забирали”. Религиозные ростки выкорчевывались Советами еще быстрее, чем появились. Сильно ударил по монашеству и призыв. Монахи, как простые смертные, были военнообязанными и немало из них “загремели” в советскую армию. Многим из оставшихся на гражданке предъявили обвинения в пособничестве оккупантам. Опять начались репрессии. Не успели верующие смириться с оброненной патриаршими устами фразой “возлюбленный и незабвенный Иосиф Виссарионович”, как за искоренение инакомыслящих и ликвидацию выросших при попустительстве великого вождя монастырей рьяно взялся Хрущев. Холодная оттепель “Если для всех приход к власти Хрущева был оттепелью, для православия это были заморозки”, — отмечает Лысенко. Хрущевский план был прост: разорить, сократить и стереть с лица земли. Согласно новым постановлениям, вместо 5 млн руб. в год православная церковь должна была впредь уплачивать государству 100 млн. Выросли ставки налога с прибыли церковнослужителей, монастырям запретили использовать наемный труд, отменили льготы по земельной ренте и даже запретили собирать пожертвования и заниматься благотворительностью. “Простой пример — мой батюшка, — говорит Лысенко. — Его просто вынудили выехать из Москвы — Хрущев не давал прописки. Нет прописки — нельзя править службы. Каждые выходные он ездил на служения из Москвы в Бровары. Потом совсем перебрался в Украину”. Ликвидировать монастыри Хрущев реш ил в три этапа — обложить финансовым гнетом, сократить численность, расселив и трудоустроив на “мирские” должности монахов, и, наконец, закрыть. В 1954 году Свято-Николаевский монастырь, в котором проживало едва ли три десятка насельников, был вынужден сдать государству 600 кг зерна и 119 кг мяса. В 1958-м у монастырей окончательно отобрали землю. Из 22,26 га, принадлежавших Изскому монастырю, западно-украинским монахам оставили всего 1 га. Остальное было отдано колхозу имени Мичурина. В 1959-м, принимая во внимание “нарекания местного населения”, Хустский райисполком прислал в Изский монастырь медкомиссию, которая якобы подтвердила, что монастырские кельи пребывают в антисанитарных условиях, а монахи — переносчики инфекций. Венерические и прочие заразные заболевания — были одной из наиболее популярных официальных “причин” закрытия монастырей в Западной Украине. “Операция” закрытия каждого монастыря прорабатывалась до мелочей. Действовать старались стремительно, тихо, не привлекая внимания. К обители подъезжала колонна грузовых автомобилей, дружинники и грузчики оперативно носили скромные монашеские пожитки из келий в автомобили, собирали церковную утварь, грузили монахов и увозили. Братьев расселяли по родственникам, домам престарелых, другим обителям. К концу дня на здании уже бывшего монастыря должна была висеть новая вывеска, а в помещениях — работать советские люди. В 1962 году, когда из 40-ка украинских монастырей осталось 13, сокращать было уже некуда. Обкомам и райкомам было отдано распоряжение бороться с остатками мракобесия, разлагая и разрушая монастырские общины. В 1964-м, когда Никиту Хрущева оттеснили от штурвала государства, из которого Бог был практически изгнан, в Украине оставалось девять монастырей и чуть более 900 иноков. Александр Лысенко считает, что даже если бы в 1964-м Хрущева не сместили, едва ли с религией в Советском Союзе было бы покончено. “Советская власть всегда видела в церкви инструмент влияния, — говорит он. — И, вероятно, им играли бы долго”. В 1970-х к селу Иза-Карпутлаш Хустского района были стянуты бульдозеры. В считанные минуты ветхие постройки, оставшиеся от созданного в начале ХХ века мужского Свято-Николаевского монастыря, сравнялись с землей. На месте монашеской обители, закрытой как “рассадник инфекций”, самая гуманная в мире власть построила противотуберкулезный диспансер. ОТЕЦ-БЛАГОДЕТЕЛЬ: Иосиф Сталин пользовался уважением священников из-за его благожелательного отношения к церковным нуждам... ВРЕМЯ ДОБРЫХ ДЕЛ: Во время войны для поднятия боевого духа Сталин был вынужден открыть храмы и монастыри, прежде отданные под больницы и школы.
