Рабочий коллектив завода был еще в середине 1917 года распропагандирован большевиками и выступал за советскую власть и коммунизм. В октябре 1917 года он уже поднимал восстание против Временного правительства, а с приходом к власти Центральной Рады рабочие завода рвались в бой уже против "буржуазных националистов" из Центральной Рады. 15 января на "Арсенале" был создан центральный штаб восстания большевиков и формировалась их надежда, их "пушечное мясо" — киевская Красная гвардия... Были призваны все большевистские, красногвардейские силы Киева . К арсенальцам присоединились не только рабочие многих предприятий, люмпены, но и многие солдаты трех украинских полков, которые были распропагандированы большевиками . Всего на заводе собралось более 700 хорошо вооруженных людей. 16го января восстание началось. Крайне уродски спланированное и неудачное, что понятно. Восстание удалось локализовать и раздавить по частям. 21 января 1918 года — последний день обороны «Арсенала». Утром этого дня было решено провести общую атаку восставшего завода. Семь пушек прямой наводкой били по «Арсеналу», в стенах артиллерией был сделан пролом, в который, под прикрытием дымовых завес, ринулась центральная колонна нападающих. Именно применение дымовых снарядов и было расписано в тогдашней "красной бульварной" прессе как "варварское применение газов" и растиражировано несколько позднее для оправдания действий "краскомов" в том же Киеве . Факты применения ОВ не подтверждают. Вот и факты: первую (центральную) колонну атакующих завод « в лоб», через главный корпус, в количестве 400 штыков, возглавил действительно именно С. В .Петлюра (вторую колонну, в 250 штыков, которая наступала со стороны буерака, вел в бой бывший царский полковник В .Петрив. Третья колонна, поручика Блаватного, в 300 штыков, атаковала «Арсенал» с тыла). Действительно, около 6 часов вечера, уже в темноте, колонна Петлюры штурмом прорвалась на центральный заводской двор. После того как арсенальцы обнаружили в стенах своего завода ворвавшихся петлюровцев, они прекратили сопротивление и сдали оружие. Советская пропаганда рассказывала о "тысячах" отравленных, расстрелах и расправах над арсенальцами после взятия завода. Однако назвать фамилии жертв так и не смогли. Советским историкам нужно было только верить... Как же было на самом деле? В текущей реальности, уже после захвата «Арсенала», несколько десятков его защитников были убиты на месте. Это были рабочие, которые не захотели сдаться и прятались в огромных подвалах завода, обстреливая спускавшихся в подвалы петлюровцев. Уже один этот факт является отрицанием применения ОВ - в случае применения подвалы это явная смерть. Эти героические инсургенты были убиты или расстреляны в тех же подвалах, но уж никак не отравлены. "Арсенал" пал. Кстати, основная часть арсенальцев осталась в живых и была через несколько дней выпущена из заключения красными войсками, захватившими Киев . Первый "батальон смерти". Еще с фото Керенского на флаге. Офицер справа - М.А. Муравьев Вечером 22 января часть восставших большевиков , узнав о падении «Арсенала» и видя бесперспективность дальнейшего сопротивления, разошлась по домам. Еще одно "преступление", которое приписывают Петлюре - гайдамаки 22 января арестовали большевика , который согласился вывести их в тыл восставших ( в железнодорожные мастерские). При внезапном появлении гайдамаков с тыла оборонявшиеся разбежались, а 17 человек оказались в плену. Не ставя в известность Петлюру, гайдамаки расстреляли всех пленных на Бибиковском бульваре, так и не доведя их до штаба. Этим расстрелом закончилось восстание в Киеве . В ходе боев против восставших украинские войска понесли большие потери — треть своих сил. Более 300 бойцов было убито и более 600 ранено, 2 броневика уничтожено. Около 400 убитых, 50 расстрелянных и 700 раненых было в стане воссташих. Городские бои такого ожесточения больше никогда не повторятся в Украине. Но ОВ НЕ ПРИМЕНЯЛОСЬ, что бы там не писали советские историки. Последний день штурма «Арсенала» стоил петлюровцам и арсенальцам до 70 человек убитыми и около 80 ранеными. Восстание породило у жителей Киева неуверенность и разочарованность во власти Центральной Рады, обескровило и обессилило части УНР, подготовило почву для штурма Киева воинством Муравьева . К рассвету 23 января Киев затих, оплакивая жертвы и готовясь к новым жутким испытаниям ... Они были не за горами, и связаны с одним "краскомом", одним "старым большевиком " и одним "незаможником". Речь, естественно, идет о М.А. Муравьеве, В .А.Антонове-Овсиенко и Е.И.Валохе Еще в конце 1917г. создатель «батальонов смерти» левый эсер Михаил Муравьев был назначен командующим советскими частями, наступавшими на главном направлении кампании Полтава—Киев. Под Киевом армия Муравьева насчитывала около семи тысяч штыков, 26 пушек, 3 броневика и 2 бронепоезда. Наступление главной колонны Муравьева поддерживали следующие за ним в эшелонах малочисленные «армии» Егорова от станции Лозовая на Киев и Знаменского (Московский отряд особого назначения) от станции Ворожба. Уже 23го красные армии Муравьева , в количестве 7 тысяч солдат, при 25 пушках, 2 бронепоездах и 3 броневиках, оказались на околицах Киева . За этот день они захватили Дарницу, Труханов остров, Слободку перед мостом через Днепр. Амбициозный главком Муравьев отдал своим войскам приказ — штурмовать город с ходу, «беспощадно уничтожить в Киеве всех офицеров и юнкеров, гайдамаков, монархистов и всех врагов революции». Тяжелая артиллерия, развернутая на Слободке, начала систематически обстреливать центр города. Тогдашний "краском" Муравьев разработал план, по которому 1-я армия Егорова (будующего Маршала) должна была ворваться в Киев через Цепной мост, а 2-я армия Берзина — через мост Железнодорожный. На одиннадцать утра 23 января был дан приказ общего штурма города. Однако атака на центральный Цепной мост захлебнулась в пулеметном огне...
В бою за отдаленный от центра города Железнодорожный мост удача оказалась на стороне большевиков ... Бронепоезд матроса Полупанова прорвался через мост на правый берег Днепра, однако наступление армия Егорова тогда не развернула и окопалась на позициях у моста. Главком Муравьев был неудовлетворен первым боем, хотя и разослал победную телеграмму «Всем! Всем! Всем!», в которой сообщал о взятии Киева 23 января и о освобождении «...заключенных в крепости киевских рабочих числом 500 человек...» (такого подвига он еще не совершил, а сотня заключенных все еще сидела в то время под замком в Лавре). 24 января началось с общего штурма Киева , с трех сторон, войсками Муравьева . Еще ночью, часа в два, красные осуществили хитрый обходный маневр. По тонкому речному льду на правый берег Днепра перешла единственная советская конная часть — полк красных казаков Виталия Примакова в 198 сабель. Этот полк переправился на севере от Киева , у Вышгорода, и должен был к полудню того же дня ворваться в Киев и захватить стратегический район Подола. В десять утра красная кавалерия, не встречая нигде сопротивления республиканских войск, неожиданно ворвалась на Подол. На Подоле, кроме батальона Второй юнкерской школы у Центральной Рады, не было никаких сил. Хотя в юнкерской школе тогда находилось всего 110 юнкеров — "черных гайдамаков", им удалось отбить три атаки красной конницы. На помощь Примакову пришли украинские солдаты нейтрального полка, которые уговорили юнкеров оставить Подол, угрожая в противном случае, соединившись с большевиками , вместе напасть на юнкерскую школу. "Черные гайдамаки" были вынуждены отступить на Крещатик, к Купеческому собранию, где находились основные силы защитников города. За день боев Примаков захватил весь Подол, Куреневку и железнодорожную станцию Пост-Волынский. Некоторые успехи были у армии Егорова, которая 24 января прорвалась через днепровский железнодорожный мост в киевские предместья. Эти войска за день боев захватили только станцию Киев-Товарный -2. Солдаты старой армии, составлявшие костяк армии Егорова, не желали серьезно воевать и предпочитали при вступлении в Киев просто разбегаться, теряться в сложных лабиринтах киевских улиц (так разбежался 11-й Сибирский полк). Большие успехи в этот день выпали на долю главной колонны наступавших — колонну Берзина. В полдень, после нескольких часов артиллерийской подготовки, на штурм Цепного моста пошли красногвардейцы 2-й армии, пустив впереди себя броневик. Но броневик был подбит, а первая атака красных захлебнулась в крови... В тот же день, после двух часов пополудни, к мосту стали приближаться части, высланные на помощь Берзину (из армии Егорова). В таких условиях республиканцы посчитали, что находятся в полном окружении врага, и начали постепенно отходить парковыми днепровскими кручами к стенам Николаевского собора, к «Арсеналу» и дальше («на отдых» в Политехнический институт). В важнейшем стратегическом районе «Арсенала», прикрывавшем центр города, вечером 24 января окопалось только 200 солдат УНР. Отряд армии Егорова после 10 часов боя был крайне переутомлен и не решился продолжать наступление в ранних январских сумерках, не зная о том, что армии противостоит только 200 республиканцев. Красные Егорова в этот день ограничились только подтягиванием сил, до 800 штыков, в район «Арсенала». Свежая армия Берзина, беспрепятственно пройдя Цепной мост в 16—19 часов, после отхода республиканцев решилась на неожиданное ночное наступление. В 11 часов вечера Балтийский матросский отряд в 500 штыков пробрался через заросли крутых приднепровских склонов прямо в тыл украинским частям у «Арсенала». Неожиданная штыковая атака матросов сбила республиканскую оборону, и украинский полк имени Дорошенко был вынужден отступить метров на 500 севернее, к Мариинскому дворцу, находящемуся в 400 метрах от Крещатика. Утром 25 января бои за Киев разгорелись с новой силой. Муравьев приказал своим частям за этот день полностью окружить город и сломить оборону противника. Первая армия Егорова должна была, охватив город с запада, наступать от вокзала на Крещатик и в район дома Центральной Рады. Второй армии Берзина ставились более скромные задачи — полностью захватить Печерск и «Арсенал». Муравьев решил, что свои войска, вяло наступавшие, необходимо: «...подгонять сзади шрапнелью. Не стесняйтесь, пусть артиллерия негодяев и трусов не щадит». Утро украинские части начали с безумной контратаки красных позиций у «Арсенала». 700 республиканцев с броневиком надеялись столкнуть красных, превышающих республиканцев вдвое, с днепровских круч. Встречный бой продолжался несколько часов, красные не смогли в этот день продвинуться к центру города, хотя и республиканцы вечером были вынуждены возвратиться на свои исходные позиции. Тогда же отдельные части армии Берзина начали штурмовать Киев со стороны Подола через спуск к Крещатику и Царский сад. Однако там они напоролись на упорное сопротивление гайдамаков Петлюры и после нескольких неудачных атак оставили до следующего дня план штурма этого важнейшего участка обороны « в лоб». В то же время армия Егорова захватила вокзал и прошла с боями до центра города, почти до самого Крещатика, где была встречена последними украинскими резервами — офицерским полком и вольными казаками. К вечеру 25 января продвижение красных войск на всех участках обороны было приостановлено. Однако было ясно, что республиканцы, почти полностью окруженные со всех сторон и потерявшие вокзалы, продержатся недолго. так оно и произошло. По единственному оставшемуся в руках республиканцев пути ночью с 25 на 26 января, стали отходить поредевшие и измотанные украинские части. Поздней ночью покинули позиции у Мариинского дворца юнкера и дорошенковцы. Под охраной сечевых стрельцов уезжали на автомобилях на запад высшие чиновники и деятели Центральной Рады, проследовал обоз с ранеными и больными, а далее остатки семи республиканских полков, практически без патронов и продовольствия. Разочарование, обида, страх подгоняли колонну. Только 86 дней продержалась власть Центральной Рады в Киеве... 26 января, пятница, стал последним днем боев в Киеве . С раннего утра большевики заняли опустевший «Арсенал» и теснили офицерский отряд, который был вынужден отступить от Мариинского дворца к Купеческому собранию, где была последняя линия обороны, удерживаемая частями Петлюры. С 11 утра этот узел обороны сдерживал атаки красных, численность которых в 5—6 раз превышала число оборонявшихся как с Подола, так и с Печерска. Петлюровцы даже отважились на последнюю контратаку ( в 15 часов), чтобы, отогнав противника, используя его временную передышку, начать отходить через Великую Владимирскую улицу и Галицкую площадь на Брест-Литовское шоссе. В районе вокзала к небольшому отряду под руководством Петлюры и Болбочана присоединились несколько сот солдат с нейтральных украинских полков, против которых красные начали военные действия. Далее к арьергарду присоединились остатки полка имени Полуботка. В восемь часов вечера этим последним республиканцам удалось выскочить из города, после чего путь на запад был полностью перерезан. В боях с войсками Муравьева потери республиканцев составили до 500 человек убитыми, ранеными, расстрелянными... Отдельные очаги сопротивления красным в Киеве держались еще целый день. Это стихийное сопротивление 27 января небольших отрядов вольных казаков, не успевших уйти из города, полностью запутало Муравьева , и он так и не выслал войска, чтобы догнать на Брест-Литовском шоссе главную колонну отступающих. В рапорте Антонову-Овсеенко Муравьев докладывал, что окончательно захватил Киев , но упустил из города правительство УНР и большую часть украинской армии. Муравьев рапортовал и Ленину: «Сообщаю, дорогой Владимир Ильич, что порядок в Киеве восстановлен, революционная власть в лице Народного секретариата, прибывшего из Харькова Совета рабочих и крестьянских депутатов и Военно-революционного комитета работает энергично. Разоруженный город приходит понемногу в нормальное состояние, как до бомбардировки... У меня были представители держав Англии, Франции, Чехии, Сербии, которые все заявили мне как представителю советской власти полную лояльность...»
В своем докладе Муравьев так описал штурм Киева : «Я приказал артиллерии бить по высотным и богатым дворцам, по церквям и попам... Я сжег большой дом Грушевского, и он на протяжении трех суток пылал ярким пламенем». Позднее Муравьев хвастался своими подвигами: «Мы идем огнем и мечом устанавливать советскую власть. Я занял город, бил по дворцам и церквям... бил, никому не давая пощады! 28 января Дума ( Киева ) просила перемирия. В ответ я приказал душить их газами. Сотни генералов, а может и тысячи, были безжалостно убиты... Так мы мстили. Мы могли остановить гнев мести, однако мы не делали этого, потому что наш лозунг — быть беспощадными!» Таким образом, Муравьев первым в Гражданской войне использовал отравляющие газы (причем сам в этом признался). По Примакову, газы помогли его армии захватить мосты через Днепр и преодолеть оборонительные укрепления украинских войск на днепровских кручах. Причем С.А.Пионтковский в своем капитальном труде "Гражданская война в России (1918—1921гг.)" (Хрестоматия. М., 1925) утвержадет, что снаряды с ОВ применялись с бронепоезда Полупанова (а там стояли 102мм морские орудия, к которым хим.снаряды с хлорпикрином реально существовали) и артиллерией Егорова. Как оно было в реальности, что именно за "газы" в январские морозы применялись, кем и как - видимо точно не станет известно никогда. Как неизвестным останется и точное число жертв. Захватив Киев , Муравьев на неделю стал его полным хозяином, организовав в городе классовый террор, который прошелся косой смерти по интеллигенции, офицерам, буржуазии. По разным подсчетам, только за неделю было уничтожено от двух до трех тысяч киевлян (среди них — около тысячи офицеров и генералов; в числе погибших генералы царской армии и армии УНР Б.Бобровский, А.Разгон, Я.Сафонов, Н.Иванов, Я.Танзюк...). Советское правительство Украины, переехавшее из Харькова в Киев , с ужасом обнаружило полное разложение армии красных и тысячи трупов мирных жителей в парках Киева . Власти потребовали от Москвы немедленного удаления Муравьева из Украины. Киевляне видели в нем «вожака бандитов», не имевшего никакого отношения к Украине. Кстати сказать, он везде выступал с лозунгом «единой, неделимой России», а украинцев считал австрийскими шпионами и предателями. Дора Евлинская, любовница Муравьева, женщина-палач, казнившая в Одессе собственными руками почти 400 офицеров. Штрихи к портрету отца батальонов смерти в Одессе утвердилась краевая советская власть, объявившая себя Одесской республикой и включившая в состав этой республики весь Буджак. Одесская советская республика была провозглашена 18 января 1918 года на территории Херсонской и Бессарабской губерний, но реальная власть этой республики распространялась на Одессу, Одесский, Ананьевский и Тираспольский уезды. Эта республика была создана после отхода частей УНР из Одессы. Высшим органом власти стал Совет Народных Комиссаров во главе с В .Юдовским. Руководство республики заявляло, что будет непосредственно подчиняться ленинскому правительству, а не правительству Советской Украины. Однако Лениным Одесская республика не была признана самостоятельной государственной единицей. Власть СНК этой республики с середины февраля 1918 года была ограничена диктаторскими полномочиями "красного" командующего, того самого, назначенного «сверху», Михаила Муравьева Красные войска, которых в Киеве на 25 января было до шести тысяч штыков и сабель, могли перерезать отступление трех тысяч деморализованных солдат УНР и полностью окружить Киев . Войска Егорова в этот день не только ворвались в центр города, но и взяли вокзал, находившийся в 400 метрах от Брест-Литовского шоссе. Практически отход республиканских войск проходил под самым носом у красных. Полк красного казачества Примакова был направлен в тыл республиканцам через предместье Сырец, и его заданием было как раз перерезать все пути из Киева , ведущие на запад. Однако, хотя этот полк и был утром 25 января в 200 метрах от Брест-Литовского шоссе, он его почему-то не перекрыл, несмотря на то что тогда на шоссе не было вовсе украинских войск. Более того, "Морозовцы" продолжали ненужный обстрел центра города тяжелой артиллерией, хотя город уже находился в их руках, что усиливало неразбериху. Вместо того чтобы гнаться за отступающими республиканцами, красные начали разоружать полностью нейтральные полки и обстреливать их из пушек. Это привело к совершенно ненужным боям с нейтральными частями, которые поначалу и не думали оказывать красным никакого сопротивления. Идеалы равенства и братства, судя по всему, означали для него несравнимо меньше, нежели возможность удовлетворить свое честолюбие, которое, по признанию тех, кто хорошо знал подполковника, граничило с манией величия. Еще бы! Вчера еще совсем неизвестный, один из многих, сегодня он волей случая и стараниями большевиков получил возможность манипулировать жизнями десятков тысяч людей, решать судьбу старинных городов. Впрочем, подполковнику все же не были чуждыми политические симпатии и антипатии. К последним относилось украинство, в частности Центральная Рада. Убежденный «единонеделимовец» М.Муравьев не мог понять, откуда взялись какие-то украинцы и уж совсем не желал считаться с их стремлениями развалить «великую матушку-Россию». Ради уничтожения «сепаратистов» и удовлетворения своего честолюбия большевистский главком был готов на многое: все равно, шла ли речь о жизни десятков тысяч людей, или же о судьбе городов с тысячелетней историей. «Знаете, как я буду брать Киев, — говорил он как-то в запале своему окружению, — я возьму анархистов, дам им бомбы, кинжалы — они войдут в город ночью, буду всех резать. А утром я отдам приказ, и все заводы будут работать, весь город будет жить тихой жизнью, все будут поражены…» На станции Бахмач, накануне взятия украинской столицы, М.Муравьев, по свидетельству очевидцев, обратился к войскам с такой речью: «Наше задание — взять Киев… Вы много страдали, но они кровью ответят за ваши страдания.… Дайте только добраться до Киева. Если понадобится — камня на камне не оставлю в Киеве. Жителей не жалеть, они нас не жалели, терпели хозяйничанье гайдамаков… Нечего бояться кровопускания: кто не с нами — тот против нас». Приведем тут два свидетельства, которые были даны во время следствия по делу М.Муравьева представителями комитета «1-й революционной армии». «В саду дворца (в Киеве. — Л.Г.), который был назван «штабом Духонина», — рассказывал С.Мойсеев, — расстреливали очень много людей без всяких оснований. Расстрелы были предоставлены на усмотрение самих красногвардейцев.… Все трупы были раздеты и все, что с них снимали, тут же, на глазах у толпы, распределялось между расстреливавшими. Когда на место расстрелов приехал Муравьев и увидел, что его окружает толпа озверевших красногвардейцев с награбленным имуществом, то он ничего не сказал о том, чтоб не грабили, а наоборот стал призывать к дальнейшим расстрелам, говоря, что главное теперь быть беспощадным». «В «штаб Духонина», — подтверждала эти свидетельства Л.Цвангер, — отправлялись и виновные, и невиновные как самим Муравьевым, так и Ремневым, — всеми, кто бы этого не пожелал. Все это не запрещалось, а наоборот считалось особым молодечеством. Многие хвастались тем, что «достали» 30 тысяч, золотые часы и пр. Рассказывали, сколько патронов расстреляли, добывая все это. Одним словом грабили, пьянствовали, расстреливали… Муравьев — владыка и он приказывает…» К слову сказать, перед взятием столицы Центральной Рады Муравьев пообещал каждому из бойцов по 100 руб., раненым — по 500, семьям погибших — до 1 тыс. Деньги были розданы, получил их главнокомандующий от большевиков. link
