Когда разговор заходит о национализме, у большинства наших сограждан срабатывает традиционное, привитое в советские времена мышление: национализм — это плохо. Почему плохо? Да потому, что хорошо — это интернационализм… Традиционное противопоставление национализма и интернационализма стало одним из казуистических маневров советских идеологов, вкладывавших в понятие «национализм» прежде всего черты, присущие в первую очередь шовинизму, ксенофобии, но никак не традиционному национализму. Десять лет независимости должны были — по идее — привести если не к всеобщему пониманию, то к пониманию большинства образованных людей тех фактов, что а) национализм является политической формой выражения такого явления, как патриотизм, и б) интернационализм может пониматься как содружество национализмов без обязательного противопоставления двух терминов. Более того, в Украине само слово «национализм» оказалось под своеобразным запретом — нормальное слово, нормально воспринимаемое во всем мире, в условиях независимой Украины было заменено словосочетанием «национальная идея». Действительно: чего только не придумаешь, лишь бы не отступать от устоявшихся штампов. Кстати, о штампах. Мы так привык- ли к тому, что, празднуя «день победы над немецким фашизмом», не задумываемся о том, что фашистов в Германии победил не кто иной, как Адольф Гитлер, в то время как его сторонники исповедовали диаметрально противоположную фашизму идеологию — нацизм. Но штампы устоялись и укоренились настолько, что в году эдак 1988-м представитель делегации советских ветеранов во время выступления перед гражданами Берлина, движимый лучшими побуждениями, начал свою речь со слов: «Дорогие немецко-фашистские захватчики!». Именно к таким штампам-курьезам относится словосочетание «украинские буржуазные националисты». Украинский национализм — традиционный украинский национализм — никогда не был буржуазным. Это — порождение рустикальной части украинского политикума, и ориентирован он был преимущественно на сельскую часть населения Украины. В 40-х годах существовали штампы и похлеще. Например, выступая в 1944 году перед жителями освобожденного города Ровно, Дмитрий Мануильский употребил выражение «украинско-немецкие буржуазные националисты». С его легкой руки этот нонсенс пошел гулять по страницам всевозможных изданий. Маразм был обнаружен только в январе 1949 года — тогда по всем газетам (до колхозных многотиражек включительно) разослали инструкцию ЦК о запрещении употреблять выражение.… Но — слово не воробей, как известно… В то же время существовала еще одна опасность, которую таило в себе магическое слово «национализм». Дело в том, что в послевоенный период в среде украинской эмиграции постепенно практически прекратились дискуссии на тему украинского национализма. «Героическая борьба» прошла. Следом за ней начинается процесс «канонизации», «догматизации» украинского национализма образца 30—40-х годов. Отдельные авторы пытаются навязать дискуссию относительно идеологических ориентиров. Как результат — второй раскол ОУН, 1954 год… После смерти Степана Бандеры (1959) и Андрея Мельника (1964), отхода от активной деятельности Степана Ленкавского (1968) идеологические дискуссии в среде националистов прекратились. Поэтому и украинский национализм к 70-м годам превратился не в живую идеологию, а в нечто догматическое. Националисты признавали примат нации и призывали бороться за независимую Украинскую державу. При этом независимое государство настолько превратилось в самоцель, что практически второстепенным казался вопрос: каким же должно быть это самое государство? Но откреститься от наследия «героической эпохи» ни одна из националистических групп не смогла. Стратегическая цель была общей — Независимая и соборная Украина. Но тактические и личностные расхождения привели к противостоянию мельниковцев и бандеровцев в условиях диаспоры: иногда правоверный мельниковец не желал находиться в одном помещении с бандеровцами. Условия оторванности от родины привели к консервации старых разногласий и к отрыву от реалий действительности. Энергия националистов была направлена на поддержание ОУН (в разных ее формах) как самодостаточной силы. Национализм стал вырождаться из идеологии в нечто странное, архаичное, живящееся исключительно старым политическим капиталом… …Именно в таком облике национализм пришел в перестроечные времена в Украину. В конце 80-х годов представители националистических сил диаспоры завязали тесные контакты с представителями украинского диссидентского движения. У националистов были опыт работы и деньги. У диссидентов — имена, известность в Украине и энергия борьбы. Столкновение диссидентов и националистов определило несколько моментов. Во-первых, диссиденты поставили условие: накопившаяся за десятилетия взаимная злоба и ненависть в различных лагерях националистов должна остаться за океаном. Идеологические разногласия не должны будоражить общественность в Украине. Пусть историей занимаются историки, а не политики. Во-вторых, диссиденты через националистов получили доступ к зарубежным аудиториям, ранее доступным только единицам. В-третьих, постепенно начинается процесс превращения диссидентов-правозащитников в политиков, у которых вместо примата общечеловеческих прав и свобод появляется примат национальной государственности. Таким образом, националисты дали толчок к развитию правых сил в Украине. И на первом этапе даже пытались контролировать ситуацию в правом (антикоммунистическом и антисоветском) лагере. Однако они не выполнили своего главного обещания: не переносить в Украину свои идеологические и исторические расхождения, не акцентировать на них внимание общественности. В 1990 году в Украину переезжает один из лидеров ОУН (мельниковцев) Павло Дорожинский. В том же году в Украине появляется лидер бандеровцев Слава Стецько. С циклом лекций выступают в украинских высших учебных заведениях лидеры «двийкарив» — Анатоль Каминский и Тарас Гунчак. В среде политиков начинает гулять расхожий миф о том, что мельниковцы отличаются от бандеровцев тем, что сотрудничали с немцами, в то время как Бандера и его соратники вели непримиримую борьбу с оккупантами. И хотя историки доказывали, что не все так однозначно (не все мельниковцы были коллаборационистами и не все бандеровцы были героями), в политических кругах стала распространяться именно эта версия. Это привело в первые же годы становления украинских политических структур к делению правых сил на сторонников бандеровцев и сторонников мельниковцев. Особняком стоял Рух (более того, Вячеслав Чорновил критиковал националистов за их нежелание достигнуть компромиссного решения), но и из него то и дело выдергивались кадры для ОУНовских структур. Лебединой песней ОУН стало давление на Рух с целью избрания «трехглавого руководства» в 1993 году и давление на Украинскую республиканскую партию с целью выработки специфических механизмов взаимодействия (в 1992 году Левко Лукьяненко заявил, что идеологией УРП станет демократический национализм — официальная идеология мельниковцев; в то же время несколько членов УРП были кооптированы в провод ОУН). Националистические организации начинали свою деятельность не только с симбиоза с другими политическими структурами, хотя действительно симбиоз ОУН и УРП и симбиоз т.н. «двийкарив» и ДемПУ были заметны невооруженным глазом. Бандеровская ОУН решила пойти по более интересному пути, оставив незарегистрированной и не легализованной структуру ОУН и учредив легальную и действующую по всем законам Украины партийную надстройку — Конгресс украинских националистов. Создается еще одна партия, которая, протестуя против засилья представителей диаспоры, провозглашает себя «ОУН в Украине», но скоро начинает делиться на множество мелких группировок. Интересную концепцию своего поведения выработали мельниковцы. Понимая бесперспективность создания общеукраинской партии на базе ОУНм, они объявили себя «общественно-политической организацией» — такой себе смесью политической партии и общественной организации. Даром, что в украинском законодательстве не были предусмотрены такие формы объединений граждан. В Минюсте, вручая свидетельство о регистрации, лидерам ОУН сказали: «Мы вас зарегистрировали как общественную организацию, и нас не касается, как вы себя будете представлять. По своей сути вы — общественная организация». А значит — выдвижения депутатов и активного участия в избирательных кампаниях ОУН не могла себе позволить.
Но известно, что в 1994 году усилиями диаспоры (в том числе и националистов) был собран миллион долларов в поддержку на парламентских выборах Демократического объединения «Украина». Злые языки поговаривали, что деньги расходовались бесконтрольно — на благое ведь дело… Приблизительно половина так и не известно куда делась… Для представителей диаспоры, мечтавших за океаном об украинском независимом государстве, подобного рода финансовая безалаберность плюс чувство личной ненужности, невостребованности породили комплекс разочарования в Украине и постепенного сворачивания политической активности. Посудите сами: после провозглашения независимости и торжественной передачи регалий президента УНР в экзиле (М.Плавюк) президенту Украины (Л.Кравчук) представители националистических кругов (кстати, Плавюк по совместительству возглавлял мельниковскую ОУН) стали терять свое влияние на политические процессы в Украине. Новая украинская власть отказалась признать Украинскую повстанческую армию воюющей стороной в ходе Второй мировой войны и провести историческую реабилитацию ОУН. В довершение всего ударом для националистов стали слова Леонида Кучмы о том, что «национальная идея в Украине не сработала». И это в то время, когда под «национальной идеей» — повторимся — в нашем государстве понимают то, что в других странах именуют национализмом. Что же было впоследствии? Наци- оналисты перешли в оппозицию? Отнюдь. Они решили, что переходить в оппозицию к своему государству — не с руки. Посему начали наблюдаться компромиссы с властью. То есть: националисты вроде как и присутствовали в управленческих структурах, но призывали к процессу «розбудови держави», который острословы переводили на русский язык не иначе как «расстройство государства». Действующая власть была освящена националистами и легитимизирована ими. При этом в новом государстве национализм не запрещался, но и не поддерживался — почти как христианство при дворе князя Святослава — «не возбраняшеся, но велми ругашеся». Националисты, разочаровавшись в независимой Украине, очень скоро сошли «на маргинес» политической жизни. И эта маргинализация была закономерной. Во-первых, националисты практически не знали реалий жизни в СССР. Воспитанные на традициях галицкого либерализма и на европейских ценностях, они представляли Украину только по рассказам родителей или по художественным произведениям. Но дело в том, что в украинской литературе нет ни одного персонажа, равного по выразительности Остапу Бендеру, и который мог бы передать душу и способ мышления наиболее напористых и способных «великих комбинаторов» — тех, кто в переходный от социализма к капитализму момент и стал истинным хозяином положения. Представители националистического лагеря так и не поняли, когда их — попросту говоря — «кинули». Во-вторых, националисты приехали в Украину с готовой идеологией, нисколько не задумываясь над тем, насколько эта идеология подходит сегодняшнему дню и насколько к ней восприимчивы граждане Украины. Эфемерный мир, выстроенный поколениями националистов, оторванных от родины, оказался параллельным миром по отношению к украинской действительности. Украинцы привыкли в большинстве своем жить в составе СССР, в государстве, в котором частная инициатива не поощрялась. Поэтому воспринять новые, предлагаемые националистами, идеи было сложно. В-третьих, пропагандируемый на протяжении многих десятилетий интернационализм, чувство «единой советской общности», а также тотальная русификация привели к отсутствию восприятия национализма в обществе. В-четвертых, националисты так и не удосужились создать действенные структуры общественного контроля над действиями власти. Они не разработали ни единой программы выхода Украины из экономического, культурного и духовного кризиса. Они не смогли использовать своих (или проведенных при их помощи) депутатов для лоббирования своих интересов. Вообще — они не умели лоббировать интересы и предпочитали кулуарной политике политику митингов и декоративных съездов. В-пятых, националисты не были готовы взять в свои руки ответственность за деятельность в структурах исполнительной власти, что опять-таки привело к постепенной потере их авторитета: говорить-де каждый горазд, а вот попробуй сделать! В-шестых, частые расколы националистического лагеря также не добавляли положительных эмоций у потенциальных избирателей. В-седьмых, националисты, выпуская в свет множество изданий, не позаботились о массовом читателе и не поняли конъюнктуру рынка. Я не говорю об электронных СМИ, важность которых националистами просто не понималась (известны случаи, когда лидеры националистов отказывались от предложений взять под свой контроль телеканалы и радиостудии, мотивируя это нехваткой денег, в то время как больших капиталовложений, по сути, не требовалось). В-восьмых, националистические организации не нашли возможности заинтересовать молодежь и потому постепенно превратились в своеобразные «клубы для тех, кому за 60». В-девятых, националисты сосредоточились на работе в среде интеллигенции, преимущественно гуманитарной, и практически не имели понятия, как следует действовать в рабочих, сельских, студенческих коллективах, не говоря уже о сфере бизнеса. В-десятых, неравномерно была распределена работа в регионах. Если Донбасс не воспринимал национализм на массовом уровне — то здесь и ограничились выпуском газеты «Бандеровец» и несколькими агитационными выступлениями, а основная работа была сосредоточена в Галичине, где агитировать было попроще да и работать полегче. Нежелание взвалить на себя поистине миссионерские трудности на Востоке и Юге привело к утрате позиций в общеукраинском политикуме и — соответственно — к потере позиций даже на Западной Украине. В сумме все это обернулось маргинализацией националистического лагеря. В Верховной Раде Украины 13-го созыва ОУН была представлена девятью депутатами (плюс три депутата от УНА-УНСО, которых с большой натяжкой можно отнести к националистическому лагерю). В 14-м созыве националисты были представлены четырьмя КУНовцами и одним социал-националистом. Хотя националистическая карта и разыгрывалась на выборах 1998 года. Павел Лазаренко, например, приехал в Черновцы с М.Плавюком и заявил, что в душе он, по сути, националист-мельниковец, так как все его родственники были членами ОУН. Местная газета съязвила по этому поводу: «Еще один националист вышел из подполья». Кроме того, Конгресс украинских националистов вместе с Украинской республиканской партией (к этому времени она вышла из-под влияния мельниковцев) и Украинской консервативно-республиканской партией создали блок «Национальный фронт», который в парламент не прошел, похоронив еще одну надежду националистов на возвращение в большую политику. Но наибольшим ударом для националистов стали довыборы в июне 2000 года, когда в Тернопольской области поддерживаемый Рухом и ПРП один из лидеров Конгресса украинских националистов Сергей Жижко проиграл молодому банкиру, члену СДПУ(о) Ростиславу Шиллеру… После этого наступил период «разборок» и поиска ответов на извечный вопрос «Кто виноват?». В среде бандеровцев старые узлы противоречий, выливавшиеся то в демарши ОУНвУ, то в размежевание ОУН и КУН (двух бандеровских структур, которые в ноябре прошлого года разделили сферу полномочий и избрали двух разных лидеров — Андрея Гайдамаху и Славу Стецько), то во внутриКУНовскую войну всех против Сергея Жижко привели к постепенному падению рейтинга партии и организации во всеукраинском масштабе. В 1999 году КУН пытались использовать (правда, безуспешно) для агитации за Леонида Кучму в западных областях Украины. Но большинство националистов в то время поддержали кандидатуру Евгения Марчука — как «последней надежды украинской нации». Это стало еще одним проигрышем националистов, наверное, самым большим в истории ОУН после раскола 1940 года. После этого КУН переходит в фарватер национал-демократического лагеря и входит в блок с Народным рухом Украины и партией «Реформы и порядок». Следующим ударом для националистов из бандеровской среды становится формирование блока Ющенко, где их отодвинули на третьи-четвертые роли.
О мельниковцах и говорить не приходится. Они почти полностью сошли с политической арены и, можно сказать, не напоминают о своем существовании. Статус общественной организации сделал их вообще малопривлекательными для тех, кто создает блоки политических партий — толку практически никакого, а места в списках придется предоставлять союзничкам… Время диктовало свои условия. На- ционалисты превратились в политическую силу дня минувшего. Для того чтобы вернуться к политической жизни, нужны были новые программы. А о каких программах можно было говорить, когда вся деятельность националистических организаций сводилась к открытию памятников и мемориальных досок, к песнопениям и морализаторству? Но при этом националисты не давали рецептов, каким образом противостоять пагубному воздействию глобализационных процессов, как вывести из кризиса экономику Украины, какие преобразования провести в культурной сфере, дабы украинская культура развивалась в ногу со временем, а украинский язык мог свободно конкурировать с русским и английским. Ни одной программы, ни одного реального, дельного совета, воплощенного в жизнь… Можно ли всерьез говорить об «Украине в Европейском сообществе со своим национальным лицом», если национализм не подготовил Украину к этой жизни в Европе? Где новейшие технологии — в том числе компьютерные, — принести которые с собой были просто обязаны представители украинской диаспоры, в том числе и националисты. Конечно, почитание памяти героев — святая вещь, но не только лишь в прошлое должен быть устремлен поток сознания украинцев! Националисты так и не смогли освоиться в Интернете и не смогли найти себя в новых условиях. И поэтому на нынешнем этапе реально предположить, что те, кто именует себя украинскими националистами, таковыми, по сути, не являются. Они не влияют на политическую ситуацию в государстве — то есть не могут претендовать на то, чтобы выступать от имени украинской нации (по Вассияну — всех мертвых, живых и нерожденных украинцев, а по Донцову — «общности людей, объединенных общим будущим»). В само слово «национализм» теперь вложено совсем другое содержание. Покойный ныне политолог Олег Невелюк, с которым мы спорили об идеологиях в современном обществе, сказал: «Любая центристская партия в Украине может сегодня объявить, что ее идеологией является украинский буржуазный национализм, и она не покривит душой. Как бы там ни было, все центристские партии — хотя бы на словах — выступают от имени и во благо украинской нации, при этом все эти партии носят буржуазный характер». Действительно — это то, чего не было у украинских националистов 30-х годов, которые базировались на сельской, аграрной, рустикальной основе. Что же мешает возрождению нормального, современного, действенного украинского национализма? Вернее, что мешает назвать вещи своими именами? В первую очередь, подмена понятий и отрицательный смысл, который большинство наших сограждан вкладывают в слово «национализм». То, что у нас именуется национализмом, на самом деле имеет совершенно другое название — ксенофобия. То есть в Украине отсутствует нормальная, спокойная, здоровая пропаганда национализма как конструктивной, абсолютно естественной политической доктрины. Отсутствует понимание того, что национализм — это не узкоэтническая идеология воинствующих украинцев. И что украинскими националистами могут быть представители других национальностей. В принципе, так оно и было в 30-х годах, когда активными деятелями ОУН были полуполяк Евген Коновалец, поляк Николай Сциборский, полуеврей-полусловенец Рико Ярый, русские Кожевников, Костарев, Олена Телига… Или когда этнический русский Иван Лозовягин становился активным националистическим, а позже — национал-демократическим деятелем Иваном Багряным… Или когда опять-таки русский Николай Фитилев становился почитаемым в националистических кругах украинским писателем Мыколой Хвылевым. Украинский национализм не должен мешать развитию культуры и самобытности национальных меньшинств. Он не должен противоречить принципам этнического развития. Национализм — это политическое течение, направленное на создание политической нации, а не на насильное превращение, например, евреев в украинцев. Государство — как ни странно — не заинтересовано в развитии национализма в государстве, поскольку руководство Украины, воспитанное в духе советских идеологических штампов и на основе космополитической идеи «единой общности людей нового типа», не может начать мыслить категориями политической нации. Отсюда и знаменитая фраза Президента Леонида Кучмы о том, что «национальная идея в Украине не сработала». Отсюда и постоянные стоны: мол, не хватает нашей молодежи патриотического воспитания. Отсюда и геополитическая неопределенность, которую у нас маскируют под словом «многовекторность». На сегодняшнем этапе национа- лизм — если он действительно нужен нашей политической элите, то есть, если элита действительно рассматривает проект «Украина» как долгосрочный проект, а не как инструмент для сиюминутной наживы — должен быть отобран у тех, кто неумело им распоряжается и этим самым дискредитирует само понятие «национализм», и передан в руки новому поколению политиков, которые смогли бы спокойно и планомерно перевести это течение из стихии митинговых лозунгов и наполнить реальным смыслом. Нынешние националисты в политическом плане обречены на маргинальное существование. Почему же они должны тянуть за собой идею, которая в максимально модернизированном виде должна служить обществу и стать одним из главных факторов политической жизни государства? Национализм в нынешнем виде, в том, в котором его преподносят ныне его «адепты», не может стать действенным политическим инструментом. Он априори не может привлечь к себе массы (если бы мог — то за последние десять лет имел возможность это доказать). Поэтому мельниковцы, бандеровцы, двийкари и прочие ОУНвУ должны мирно сойти на маргинес и отойти от активной деятельности — либо принять новые, продиктованные жизнью правила политической игры. Тем более нынешние «националисты» не должны стараться спокойно катиться в обозе более сильных, мобильных и богатых партий. Намного честнее будет отказаться от брэндов и монополии на идеологию и передать их молодому, новому поколению политиков. В перспективе украинский национализм имеет шанс превратиться в идеологию, которая станет инструментом антиглобалистских сил в стране. То есть вектор национализма будет развернут изнутри (вся история национализма — это преимущественно борьба за Украинское независимое государство и построение государственных институций) наружу, вовне, и задание приверженцев этой идеи будет сосредоточено на превращение Украины в фактор европейской политики, на утверждение Украины в мире — в том числе на экономических рынках. Ведь защита украинского производителя и украинских товаров — разве это не элемент национализма? Защита украинских граждан, их чести и достоинства в любой точке мира — это ли не национализм? Имиджевая кампания для Украины, ее культуры (настоящей культуры, а не «шароварщины» в стиле «oseledets & gopak») — разве это не национализм? А противостояние наступлению транснациональных корпораций на украинский рынок? А развитие украинского Интернета? А привлечение и разработка новых — украинских — технологий? А содействие будущей элите? Разве это не национализм? Глобально — на сегодня национализм должен предусматривать комплекс мер, направленных на защиту и укрепление Украины, ее модернизацию, ее продвижение на мировые рынки и в мировое сообщество, на развитие чувства гордости рядовых граждан за свою страну, свое государство. Могут ли сегодня выполнить задание национализма те, кто самоименуются «националистами»? Нет, не могут. Для этого, во-первых, надо, чтобы национализм стал частью политики государства (а реального влияния на государство и его структуры националисты не имеют), а во-вторых — он должен выработать некую сверхидею, каковой полстолетия назад было обретение Украиной независимости и единства. Если национализм найдет в Украине своего Бенджамена Дизраэли, который бы воскресил идеологию национализма на новой почве и влил бы в нее новые силы — тогда к следующим выборам мы имели бы мощный фактор, который лег бы в основу программ значительного количества политических сил. А сегодня — увы… Националистам уготовлена троякая роль в нашем обществе: — демократический национализм будет формировать некий положительный имидж для блока «Наша Украина» среди старшего поколения борцов за независимость; — интегральный национализм будет живить идейно и кадрово среду блока Юлии Тимошенко; — в общем, национализм станет неким жупелом, которым левые и центристские политики будут запугивать электорат на Востоке Украины. Невеселая, но закономерная картина. Сумев сохранить свою идеологию в условиях диаспоры, националисты не смогли найти себя в той Украине, за независимость которой они боролись. Но в то же время национализм потерял внутренний динамизм, а это неизбежно приводит к деградации и упадку. Во многом энергия разных групп в среде националистов в последние полвека пошла на взаимную вражду, что порождало огромный негатив. С негативной энергией строить новое общество невозможно. Итак, в сумме имеем 50 лет вражды и 10 лет бездеятельности. Боюсь, что националисты будущего будут начинать свою деятельность практически с чистого листа. Но они должны будут сделать это — если Украине суждено развиваться и дальше как независимому государству. Кость БОНДАРЕНКО
такі грунтовні й справедливі думки і така болюча тема. абсолютно вірно. тому молодих прибульців й не сприймало старше покоління діаспори, вважаючи усіх отакими бендерами-авантюристами. ... справедливо, зауважу, вважаючи ... ми, прибульці навіть із Західної України, зовсім іншого менталітету люди. чужаки всім світлим ідеям націоналізму, захланні матеріалісти. не ставлю клеймо на всіх, але на абсолютну більшість.
замечу что это наиболее взвешенная статья о украинском национализме. мы должны пересмотреть свое отношение как к самому государству Украина так и к термину "украинский национализм".
А ця людина знає, що ментальність по зрівнянню з культурою змінюється лиш протягом тисячолітть? А що тоді вона може розуміти в тонкощах націоналізму? Воду в ступі товчуть хлопчики.
ви помиляєтеся, "ментальність" елементарно просто змінити -- достатньо два покоління. пс. скільки там мойсей юдеїв пустелями вигулював?
Дункан. Я про науку, а не про казочки. Відносно ментальності народ вірно підмітив - горбатого лиш могила виправить. Порівняй ментальність древлянина чи полянина з теперішнім українцем і можна помітити дивну схожість. Раджу почитати відносно цього мою книжечку "Історія українського невігластва". http://hatanm.org.ua/forum/index.php?topic=2114.0
"наша пісня гарна й нова ..." вся "ментальність" -- це не більше ніж виховання. якщо людина потрапить до іншого середовища, її "ментальність" з часом зміниться... дякую за лінк.
Зовсім сплутав з культурою. Темперамент (ментальна ознака) італійця ніяким вихованням не зміниш. Хитрість єврея, цигана теж. Це формується довгими глибинними процесами. Закладені риси в українці кріпацтвом походами в театр не витравити. Не приблизити ментальність горянина-гуцула та степовика-слобожанця.
"хитрість юдея" -- ніщо інше, аніж міф; таке собі виправдання для бевдзів... уся ця "хитрість" бере свій початок у вихованні -- коли маленькій дитині пояснюється, що він з обраної нації + прищеплюється любов до вивчення Священних Текстів, на які потім він усе життя покладається. ну а циган -- є й осідлий, який ніц не краде і не вороже. даруйте, пане, але це тільки місце проживання, яке -- зрозуміло -- впливає на світогляд. як найліпше характеризує це москва, куди переїжджає середньостатистичний гуцул, галичанин, волиняка, наддніпрянець і вже за кілька років стає "к’ренной м’сквічь"...
А цей новоспечений московський жлоб за пару років не навчився в справжніх мацкалів їх :"А чому вони не розмовляють на невластивій для мене мові?"? В силу своєї ментальності ніяка Тюмень чи Москва не виб'є ментальне раболєпіє з українця, привите століттями. Ось і в розглядуваній темі про український націоналізм аж світиться присуща українцю ментальність - "гонору набагато більше ніж розуму" в цих Тягнибоків та Фаріон. Прочитайте, все-таки, мою книжечку, а потім лиш продовжимо.
мені здається, що тут варто було б спочатку визначити, що таке ментальність. виглядає, наші з Вами визначення різняться - прочитала одноіменний розділ вашої книги про це й зовсім не можу погодитися з висновками : " ... Шляхетність - це не те середовище, в якому привик жити і формувався наш земляк, тому, попадаючи в нього, він часто досить позитивно міняє свою поведінку, відкриваючи глибинні і несподівані навіть для нього риси характеру. Для прикладу, основна маса українських емігрантів стали порядними громадянами цивілізованих країн. Але, якщо він попадає в погане іноземне середовище (типу "рашен" на Брайтон Біч), то і в еміграції продовжує залишатися зі своїм зіпсованим "я". Візьміть порівняйте українців з Тюмені і Бостона з однаковим стажем еміграції і ви побачите дуже різних людей. Отже не українець створює моду життя, а середовище ліпить його, тому він з легкістю може позбутися свого хорошого культурного здобутку (наприклад мови) ради того, щоб бути "як всі". Оце мавп'яче "як у сусіда" може привести і до позитиву, якщо підсуне життя відповідну моду. Як колись Париж "розкрутив" нам наші ж чоботи (тамтешні модельєри помітили такі в 60-х роках в ансамблі Вірського), то може якась розумна людина підкине нам моду і на рідну мову. Тому десь в Канаді, бачачи, що представники інших народів бережно ставляться до своєї доеміграційної культури, наші земляки теж дублювали їх, зберігаючи свою..." останнє речення в цитаті - абсолютний наклеп.
Не зовсім погоджуюсь.... Велику роль у формуванні нинішнього українця зіграли сторіччя бездержавності. Арсен ПАЛАМАР ДЕГРАДАЦІЯ
гммм, пан прокіп, а хіба я не те саме написав: за вашими словами "ментальність" міняється ще навіть швидше, аніж я припускаю..
Ментальность — это интеллектуально-эмоциональные особенности индивида, мысли и эмоции которого неразделимы, где мысли — диктуются культурой, а эмоции — реакция на изменения внешней среды, которая опирается на культурные ценности индивида. Ментальность формируется в процессе воспитания и обретения жизненного опыта. Таким образом ментальность — это то, чем различаются индивиды, получившие воспитание в различных культурных средах.
На ментальність більший вплив має клімат ніж культурне середовище. Посадіть на Корсіці якогось шведа, ментальні риси його (темперамент наприклад) мало зміняться протягом століття.
