Поезія та проза

Стефанович Олекса "Портрет"



І хризантеми й орхідеї
У зачарованій імлі,
Але найліпшими у неї —
Словополківські ковилі.

Вона ще квилила в Путивлі,
Вона обходила шатри —
Стріла і лук напоготівлі,
А в серці — стязі і вітри...

І, може... Жаско уявити...
Ні, не втішався печеніг,—
Коли й схопив, несамовитий,
То не зборов, не переміг!..

Ось у зідханнях молитовних
У Пирогощої вона,
А ось Перунові жертовник
В гаю дубовому ладна.

Вночі Ярилові вгоджає,
Не відмовляючи ні в чім,
А вранці світить їй Почаїв
Золотоглавієм своїм.

Ще вчора в полум’я скакала,
Купальних спрагненая чуд,—
Сьогодні йде собі помалу
На лаврських дзвонів перегуд.

Її Пречиста — така сама,
Як найдавніша із богинь.
Від неї темними лісами
Дихнула древняя Волинь.

Прага, 1938

 

Андрій Тугай

Знову жовч на губах гірчить,
Знов у грудях стирчить стріла…
Батогом просвистіла мить
І під серцем кипить смола!

Каюсь, каюсь... і знов грішу! -
Блудний Твій, нерозумний син.
Вкотре милості вже прошу?!
Котру ніч не встаю з колін?!

День у день лиш один урок
Повторю сотню раз підряд.
Та з зусиллям зробивши крок,
Знов на п'ять відступлю назад!

Мчать години і дні спішать -
Вічний рух часових коліс.
Рветься вгору жива душа,
Мертве тіло прямує вниз...

***

Один блукав у полі, сам, один…
Вгрузали ноги у бридке багно...
Хотів відкрить в життя своє вікно,
Спаливши час у полум'ї годин.
Поклавши крила у кишеню, йшов.
Шукав дорогу, що сховалась в травах,
Рвав бур'яни в байраках і канавах
Та долі там своєї не знайшов...
Чи довго брів? То знає лиш Отець.
Чи стрів дорогу? Чи розправив крила?
Чи радість щира душу окропила?
Чи в будяках життя знайшов кінець…

***

В долину мрій сліпих немає вороття -
Не вабить зору вже примарними дивами!
З розбігу в сни порожні кануло життя
Й душа спаплюжена затертими словами.

Як у меду стечуть слова в гіркій отруті,
Буденна злість доїсть врочисті побажання.
І ланцюгом льняним до совісті прикуті
Страшні слова байдуже чорного мовчання!

 

Евгений Солодкий

Сколько дней мне, кукушка, осталось?
Прокукуй по утру, не скупись –
Навалилась годами усталость
Под банальным названием «жизнь».

Сколько зим отметет, отпорошит
До холма под березой в степи?
Каждый миг, что не прожит и прожит,
Острой болью по сердцу скрипит.

По, непознанных дней, бездорожью,
Сквозь туманов слепых седину –
Каждый шаг я судьбой подытожу,
Лишь растраченных лет не верну.

И уткнусь в безразличия стену,
За которой не ад и не рай –
Будь, кукушка, со мной откровенна:
Сколько там, впереди? Отсчитай…

скоріш би...

 

Faceoff

Вялые руки, тяжелые веки,
мысли, как вата, а нервы, как плети...
я ковыляю - убогий калека...
Больно, отстаньте недобрые дети...

Тычите пальцем и строите рожи,
был бы с ногами - вряд ли б посмели...
Что я вам сделал? Я просто прохожий,
просто бездомный в февральской метели

Что веселит вас? Обрубков култышки?
или прорехи на ветхой одежде?
Бог вас простит, идиоты мальчишки
Бог вам судья, недоумки, невежды...

Вечером будет вам ужин горячий,
ветры холодные вас не коснутся...
Мне же так хочется ночью незрячей
где-нибудь лечь, и уже не проснуться...

В сторону жалость, отстаньте, не нужно
каждому разный удел уготован...
мимо пройдите, не плюйте мне в душу...
точно хлыстом по спине каждым словом...

 

Чего-то прямо до слез довело...

Вера Федоровна Панова
Сережа

***

Вышли на крыльцо. Шел снег, все было белое. Ворота были распахнуты настежь. На стенке сарая висел фонарь со свечкой, он светил, снежинки роились в его свете. Грузовик с вещами стоял посреди двора. Тимохин укрывал вещи брезентом, Шурик помогал ему. Вокруг собрался народ: Васькина мать, Лида и еще всякие люди, пришедшие проводить Коростелева и маму. И все они — и все кругом показалось Сереже чужим, невиданным. Незнакомо звучали голоса. Чужой был двор… Как будто никогда он не видел этого сарая. Как будто никогда не играл с этими ребятами. Как будто никогда не катал его этот самый дядька на этом самом грузовике. Как будто ничего своего не было и не могло уже быть у него, покидаемого.

— Погано будет ехать, — незнакомым голосом сказал Тимохин. — Скользко.

Коростелев усадил маму с Леней в кабину и укутал шалью: он их любил больше всех, он заботился, чтобы им было хорошо… А сам он влез на грузовик и стоял там большой, как памятник.

— Ты под брезент, Митя! Под брезент! — кричала тетя Паша. — А то тебя снегом засекет!

Он ее не слушался, а сказал:

— Сергей, отойди в сторону. Как бы мы на тебя не наехали.

Грузовик зафырчал. Тимохин полез в кабину. Грузовик фырчал громче и громче, стараясь сдвинуться с места…

Вот сдвинулся: подался назад, потом вперед и опять назад. Сейчас уедет, ворота закроют, фонарь потушат, и все будет кончено.

Сережа стоял в сторонке под снегом. Он изо всех сил помнил про свое обещание и только изредка всхлипывал длинными, безотрадными, почти беззвучными всхлипами. И одна-единственная слеза просочилась на его ресницы и заблистала в свете фонаря — слеза трудная, уже не младенческая, а мальчишеская, горькая, едкая и гордая слеза…

И не в силах больше тут быть, он повернулся и зашагал к дому, сгорбившись от горя.

— Стой! — отчаянно крикнул Коростелев и забарабанил Тимохину. — Сергей! А ну! Живо! Собирайся! Поедешь!

И он спрыгнул на землю.

— Живо! Что там?! Барахлишко. Игрушки. Единым духом. Ну-ка!

— Митя, что ты! Митя, подумай! Митя, ты с ума сошел! — заговорили тетя Паша и мама, выглянувшая из кабины.

Он отвечал возбужденно и сердито:

— Да ну вас. Это что же, понимаете. Это вивисекция какая-то получается. Вы как хотите, я не могу. И все.

— Господи ты боже мой! Он же там погибнет! — кричала тетя Паша.

— Идите вы, — сказал Коростелев. — Я за него отвечаю, ясно? Ни черта он не погибнет. Глупости ваши. Давай, давай, Сережка!

И побежал в дом.

Сережа сперва оцепенел на месте: он не поверил, он испугался… Сердце застучало так, что стук отдавался в голове… Потом Сережа бросился в дом, обежал, задыхаясь, комнаты, на бегу схватил обезьяну — и вдруг отчаялся, решив, что Коростелев, наверно, передумал, мама и тетя Паша его отговорили, — и кинулся опять туда к ним. Но Коростелев уже бежал ему навстречу, говоря: «Давай, давай!» Вместе они стали собирать Сережины вещи. Тетя Паша и Лукьяныч помогали. Лукьяныч складывал Сережину кровать и говорил:

— Митя, это ты правильно! Это ты молодец!

А Сережа лихорадочно хватал что попало из своего имущества и бросал в ящик, который дала тетя Паша. Скорей! Скорей! А то вдруг уедут? Ведь никогда нельзя знать точно, что они сейчас сделают… Сердце билось уже где-то в горле, мешая дышать и слышать.

— Скорей! Скорей! — кричал он, пока тетя Паша его укутывала. И, вырываясь, искал глазами Коростелева. Но грузовик оказался на месте, а Коростелев еще даже не сел и велел Сереже со всеми проститься.

И вот он взял Сережу и запихал в кабину, к маме и Лене, под мамину шаль. Грузовик покатил, и можно наконец успокоиться.

В кабине тесно: раз, два, три, — четыре человека, ого! Очень пахнет тулупом. Тимохин курит. Сережа кашляет. Он сидит, втиснутый между Тимохиным и мамой, шапка съехала ему на один глаз, шарф давит шею, и не видно ничего, кроме окошечка, за которым мчится снег, освещенный фарами. Здорово неудобно, но нам на это наплевать: мы едем. Едем все вместе, на нашей машине, наш Тимохин нас везет, а снаружи, над нами, едет Коростелев, он нас любит, он за нас отвечает, его секет снег, а нас он посадил в кабину, он нас всех привезет в Холмогоры. Господи ты боже мой, мы едем в Холмогоры, какое счастье! Что там — неизвестно, но, наверно, прекрасно, раз мы туда едем! Грозно гудит тимохинская сирена, и сверкающий снег мчится в окошечке прямо на Сережу.

 

Мы любовь свою схоронили.
крест поставили на могиле.
"слава Богу" сказали оба,
только встала любовь из гроба,
укоризненно нам кивая: "Что вы сделали. Я ЖИВАЯ!!

автор невідомий

 

автор відомий - Юлія Друніна - одна з моїх улюблених

і ось ще:

Не бывает любви несчастной.
Может быть она горькой, трудной,
Безответной и безрассудной,
Может быть смертельно опасной
Но не бывает любови несчастной.
Даже если она убивает,-
Несчастливой любовь не бывает.
Тот, кто этого не усвоит,
И несчастной любви не стоит...

 

Сергей Косинов

Подняв глаза, не вижу неба…
Не слышу шумного дождя…
День был, а, может быть, и не был,
Прошёл…но просто без меня…

Упал, поднялся, снова выжил,
Плевал на пошлый внешний вид,
Из чистой лужи грязным вышел,
Подумав: “Бог меня простит”.

Разинув рот, я наслаждаюсь
Пустой бездарной суетой
И поднимаясь – опускаюсь,
Не понимая, что со мной…

Разбив всю жизнь на половины,
Я улыбаюсь до ушей –
Я просто знаю, что у мира
Бывают судьбы посмешней…

***

Период одиночества…
. . . . . . .Период отрешений…
Я с головой закутался
. . . . . . .в холодный плед лишений…
Минуты словно замерли,
. . . . . . .задумались словами,
Им никотин в артериях
. . . . . . .мешает стать стихами…
Беспомощными пальцами
. . . . . . .нащупал лёд стакана
Интеллигентный пьяница,
. . . . . . .которому всё мало…
Как ласково депрессия
. . . . . . .мне обнимает плечи
И обещает верною
. . . . . . .остаться мне навечно…
И я наивным мальчиком
. . . . . . .перед её губами
Расслабился… Доверился…
. . . . . . .Отдался с потрохами…
Период одиночества…
. . . . . . .Период алкоголя…
Сломалась… Не сработала…
. . . . . . .Моя стальная воля…

 

От...натрапив...автора не знаю...в унісон з думками...

Она всегда приходит не спрашивая разрешения, внезапно, когда её совсем не ждут, в любое время, которое выбрала именно она сама и к тому кого выбрала она, не зависимо от времени дня, возраста и пола...и когда она придёт уже ничего не поможет ему избежать встречи с ней, цепочка нелепых случайностей, как тропинка всё равно приведёт именно к ней независимо от желания...но она очень капризна и если она не захочет кого-то видеть перед собой в данную минуту, то никакие способы не приведут его к ней, как её не зови, она придёт именно тогда когда решит это сама...Никому не избежать встречи с ней, она придёт абсолютно к каждому, только неизвестно когда...Смерть...

 

Вона дуже гарно цілується. З нетерпіням чекаю на неї вже багато років але вона кокетка як і всі жінки. Але в один день я знаю що вона прийде і поцілує мене в останній раз і я буду щасливий. Вона мене не зрадить. Чомусь впевнений в цьому і вірю їй. І це додає сил в житті. Нема більш прекрасної жінки чим Вона.

(Автор я)

 

Святенко Светлана

Назло... во имя...

…И снова всё начинать сначала…
По каплям силы... в осколках воли…
Ледовый замок моей печали –
Хрустальный кокон, пустивший корни
К истокам жизни… свинцовой стужей
Прожегший сердце насквозь… навылет…
Назло всем стужам… любви во имя…
Во имя неба лазурных всплесков -
На крыльях – в бездну… спектральным светом
Танцует пламя на плавкой леске -
Мы слишком близко… проклятый вектор…
Полет мгновенен, паденье вечно…
Но бесконечно стремленье выжить
Назло всем бедам… по вихрям встречным
Как по ступенькам – всё выше… выше!..
До боли в легких, до дрожи нервной...
Сливаясь с ветром… теряя силы…
Нагнать утраченное мгновенье
И в нем увидеть тебя счастливой…

 

Віталій Круглов

Із зим своїх не втрапимо в тепло,
очікуємо дива серед буднів.
Так недоречно сонце потекло
у день отой, що зайвим став у грудні.
Між доторків і слів сніги стоять.
До щирості така вузька стежина.
І ніч тоді чи прірва, чи стіна
і ми тоді чи люди, чи машини.
Коли шукаєш слід знайомий чийсь
у втраченому спогаді від кроків,
поміж снігів долати відстань вчись,
аж день отой не зайвим стане доки.

***

Сніг зникає. Шлях звикає. Все невічне.
Дні полічать. Неохоче. Не повірять.
Зупиняюся. Питаю. Знак окличний.
І вдихаю слід зимовий, сніг з повітря.
Дочекаюсь. Не зречуся. Стане духу.
Повні груди несвободи, мов зникаю.
Краще чоботи шукайте, білі мухи,
проминаючи не серце і не камінь.
І не сердься, і не зманюй. Є прикмети:
зустрічають при дорозі хлібом-сіллю,
куштувати пропонують кашу з медом.
Подорожню наливають — забудь-зілля.
Діжка швидко спорожніла — лопнув обруч.
Хто ти, постать? Невідома, пересічна.
Шлях розмоклий. І ліворуч і праворуч.
Сніг забуде, як він падав. Все невічне.

 

Анастасия Андриенко

и ты мне не приснишься в эту ночь…
и почерк меньше, и короче строчки…
бегу вперед… от точки и до точки…
и так хочу сбежать от точек прочь…

а ты мне не приснишься в эту ночь…
разорванные в клочья расстоянья…
на перегонах – осень и молчанье
всех тех… чужих… кто не сумел помочь…

но ты мне не приснишься в эту ночь…
и кажется, что ночи неизменны,
все те же сны, все та же кровь по венам…
но…

 

Хроники Эпохи Кризиса

Альбина Садовская

На пороге лета 2009 Клим Федорчук, как никогда прежде, ясно осознал, что он, наконец, достиг финансовой стабильности – денег не было,нет и не будет. Как и миллионы его сограждан он был полностью освобождён от работы и до тошноты свободен. В душе царила обречённость, а в карманах мирно почивала пустота. Доев последнюю трофейную банку шпротов и поморщившись от нахлынувшего волной преизбытка масленого рыбного привкуса, он постарался заглушить возникшую икоту холодной водицей из-под крана: икоту быстро сменила изжога.
Домашние дела тоже отдыхали и просили не тревожить. Последнее спасенье от безделья и преданный друг досуга – старый телевизор вчера скоропостижно почил, не дождавшись ночи. Хотелось бы завыть по-волчьи, да решил отложить до вечера – при луне способнее будет. Оставалось выйти из тёмного дома на свет божий и выругаться на все четыре стороны. Что он и сделал. Зажмурив недовольно глаза от яркого пронзительного солнца, Клим громко произнёс с обращеньем ко всем и ко всему: « Чтоб тебя…!» А потом, тихо пробормотал заклинание: «Чтоб мне сдохнуть!»
Вероятно кто-то услышал отчаявшегося человека, и неожиданно из-за угла на большой скорости выскочило судьбоносное «Жигули» и исполнило просьбу Федорчука.

ПовЕзло хлопові...

 

Вам, наверное, снился сон, подобный моему в молодости, в каком сказал себе с восторгом и восхищением: "Она прекрасна, как смерть!"
Проснушись, наяву поразился этим словам, попал в их ловушку, пытаясь тогда и потом разгадать их тайный смысл.
Вы, похоже, свой сон разгадали.
Роза Вашей Даме.

 

люблю ось цього поета і із задоволенням перечитую знов, цього разу в оригіналі

ЭДГАР АЛЛАН ПО

СНОВИДЕНЬЕ В СНОВИДЕНЬИ
(Перевод М. Квятковской)

Печально лоб целую твой,
Но прежде чем прощусь с тобой,
Поведаю тебе одной...
Да, ты не зря твердила мне
Что жизнь моя течет во сне,
Но, если нет надежды боле,
То - ясным днем иль при луне
Она ушла - не все равно ли,
Во сне ушла иль не во сне?
Все, что несут нам сон и бденье,
Лишь сновиденье в сновиденьи.
...Стою на берегу морском,
У ног - прибоя вечный гром,
И бережно держу в руках
Песчинок золотистый прах,
А он сквозь пальцы, как струя,
Стекает в море бытия -
И горько, горько плачу я!
О Боже! Что ж моя рука
Не может удержать песка?
О Боже! Где мне силы взять
Хоть бы песчинку удержать?
Ужели все - и сон, и бденье -
Лишь сновиденье в сновиденьи?

 

Время… Ни черта оно не лечит.
Это только кажется, что легче.
Это только глубже… Но тревожней.
Это только мы к себе все строже.

Хоть похоже, будто боль уходит –
Ничего с годами не проходит.
Если вдруг утихло, замолчало –
Значит больно не было сначала.

Хорошо, что не было. Иначе…
Это только с виду я не плачу.
Это только внешне жизнь прекрасна,
А внутри себя?.... и то не ясно.

Время забывать, довольно боли…
Только как? Веревкою на горле?!
Лезвием по венам, или с крыши?..
Это только кажется, что тише.

Это только кажется, что легче…
Время… Ни черта оно не лечит…

Не знаю автора...

 

Лилианна Сашина

...Но будет мир таким, каким он был
Вчера. Всегда. Неправедным. Неправым.

Какой, скажи, и кто испил отравы,
Спеша зарезервировать гробы
И ниши с номерками, насовсем,
(Пока пласты земли душой не дрогнут),
Так мало собирая на дорогу
И завещая всё, от сердца, тем,
Кто в общем-то не стоит ни гроша,
Кто смешивал, сверяясь с книгой, яды,
Кто вымерял от ада и до ада
С погрешностью в один неверный шаг
Мгновение падения во мрак,
В распахнутую настежь горе-пропасть...

..А после сам себе в ладоши хлопал...

Но он не знал тогда, что умирать
Гораздо проще, чем остаться жить
С горбом вины и совестью-обузой...
И накрепко морской затянет узел
Комок из вечных страхов, нервов, жил...

Тем, кто теперь свободен и крылат,
Не нужен мир неправедный, неправый,
Для Бога ли он в качестве забавы,
А, может, только пристань, где Пилат
Ведёт векам отсчёт?..

Остался мир

Тем, кто в ночи своей боится тени,
То купленный, то проданный за деньги
Всё теми же обычными людьми...

 

Сказоч-Ник

Рассматривая стёртые страницы,
Где Жизнь летит, вжимая пятку в стремя,
Твой Ангел будет хмуриться и злиться,
И Счастью говорить: Еще не время!
Мы никогда не угадаем сроки
Начала мытарств и конца баталий,
Не потому, что Ангелы жестоки,
А просто Богом утверждён сценарий.
И всё, о чём мечталось изначально,
Обречено на долгое терпенье,
Хоть жизнь необоснованно летальна,
И, в общем-то, длинной в одно мгновенье.
Да и с годами всё грустней рассветы,
Ведь сны-подсказки вспомнятся едва ли,
И с дымом первой за день сигареты
Земные возвращаются печали.
Вот тут бы не поддаться искушенью,
И не послать всё это трёхэтажным -
Приравнено неверье к пораженью,
Чтобы не стал журавлик твой бумажным.
А Ангелы бесстрастно - молчаливо
Глядят на мир с небесного экрана,
И ждут, что мы когда-нибудь красиво
Сгорим в любви, как на костре Джордано.
И выдержим все трудности и сроки,
И не сорвёмся с горя в группу риска…
Мы по сюжету вечно одиноки,
Но свято верим в то, что счастье близко.

 

Руслан Сердюков

…Безысходность в душе, беспросветность в окне,
Бесконечность секунд вытекает сквозь сито…
Безответность в тебе, бесполезность во мне,
Безымянное чувство разлито, забыто…

Безыдейность в словах, что не смог я сказать,
Безнадежность в желаньи парить над землею…
Беспричинная грусть заполняет опять
Мое сердце, что помнит: ведь нас было двое…

Я живу в этом сне, или сплю наяву
В безвоздушном пространстве, без звуков, без мыслей,
Оплетенный бессильем, безвольно плыву
В никуда, в никогда, словно вечность «зависла»…

…Беспросветность в душе, безысходность в окне,
Обесцвечены краски, реальность размыта…
Парафином, растаявшим в черном огне,
Бестолковая жизнь утекает сквозь сито…