Полчаса свободного времени Первое очное интервью Платона Лебедева и Михаила Ходорковского — «Новой газете»
Последнее слово Михаила Ходорковского 02.11.2010 | 13:18 Оригинал на сайте Пресс-центра Михаила Ходорковского и Платона Лебедева Уважаемый суд! Оглядываясь назад, вспоминаю октябрь 2003 г. Последний мой день на свободе. Через несколько недель после ареста мне сообщили, что президент Путин решил: я должен буду «хлебать баланду» 8 лет. Тогда в это было сложно поверить. С тех пор прошло семь лет. Семь лет – достаточно большой срок, в тюрьме – особенно. У всех нас было время многое переоценить и переосмыслить. Судя по смыслу выступления прокуроров: «дайте им 14 лет» и «наплюйте на прежние судебные решения», за эти годы меня опасаться стали больше, а закон уважать – еще меньше. В первый раз они хоть озаботились предварительно отменить мешающие им судебные акты. Теперь – и так сойдет, тем более отменять потребовалось бы не два, а более 60 решений. Я не хочу сейчас возвращаться к юридической стороне дела. Все, кто хотел что-то понять, – давно всё поняли. Признания вины от меня никто всерьёз не ждет. Вряд ли сегодня кто-нибудь поверит мне, если я скажу, что похитил всю нефть, добытую моей компанией. Но также никто не верит, что в московском суде возможен оправдательный приговор по делу ЮКОСа. Тем не менее, я хочу сказать о надежде. Надежда – главное в жизни. Я помню конец 80-х годов прошлого века. Тогда мне было 25. Наша страна жила надеждой на свободу, на то, что мы сможем добиться счастья для себя и своих детей. Отчасти надежда осуществилась, отчасти – нет. Наверное, за то, что надежда осуществилась не до конца и не для всех, несет ответственность всё наше поколение, в том числе – и я. Я помню и конец прошлого десятилетия. Тогда мне было 35. Мы строили лучшую в России нефтяную компанию. Мы возводили спорткомплексы и дома культуры, прокладывали дороги, доразведали и разработали десятки новых месторождений, начали освоение Восточно-Сибирских запасов, внедряли новые технологии, в общем, – делали то, чем сегодня гордится Роснефть, получившая ЮКОС. Благодаря значительному увеличению добычи нефти, в том числе, в результате наших успехов, стране удалось воспользоваться благоприятной нефтяной конъюнктурой. У нас появилась надежда, что период потрясений, смуты – позади, что в условиях достигнутой огромными трудами и жертвами стабильности мы сможем спокойно строить новую жизнь, великую страну. Увы, и эта надежда пока не оправдалась. Стабильность стала похожа на застой. Общество замерло. Хотя надежда пока живет. Живет даже здесь, в зале Хамовнического суда, когда мне уже без малого 50 лет. С приходом нового Президента, а с того времени прошло уже больше двух лет, у многих моих сограждан тоже вновь появилась надежда. Надежда, что Россия все же станет современной страной с развитым гражданским обществом. Свободным от чиновничьего беспредела, от коррупции, от несправедливости и беззакония. Ясно, что это не могло случиться само собой и за один день. Но и делать вид, что мы развиваемся, а на самом деле, – стоять на месте и пятиться назад, пусть и под личиной благородного консерватизма, – уже невозможно, и просто опасно для страны. Невозможно мириться с тем, что люди, называющие себя патриотами, так отчаянно сопротивляются любому изменению, ограничивающему их кормушки или вседозволенность. Достаточно вспомнить ст.108 УПК РФ – арест предпринимателей или чиновничьи декларации о доходах. А ведь именно саботаж реформ лишает нашу страну перспектив. Это не патриотизм, а лицемерие. Мне стыдно смотреть, как некоторые, в прошлом – уважаемые мной люди, пытаются оправдывать бюрократический произвол и беззаконие. Они обменивают свою репутацию на спокойную жизнь в рамках сложившейся системы, привилегии и подачки. К счастью, такие – не все, и других всё больше. Я горжусь тем, что среди тысяч сотрудников ЮКОСа за 7 лет гонений не нашлось тех, кто согласился бы стать лжесвидетелем, продать душу и совесть. Десятки человек испытали на себе угрозы, были оторваны от родных и близких, брошены в застенки. Некоторых пытали. Но, теряя здоровье и годы жизни, люди сохранили то, что сочли главным, – человеческое достоинство. Те, кто начинал это позорное дело, – Бирюков, Каримов и другие, – презрительно называли нас «коммерсантами», считали быдлом, готовым на всё, чтобы защитить свое благополучие, избежать тюрьмы. Прошли годы. Кто оказался быдлом? Кто ради денег и из трусости перед начальством врал, пытал, брал заложников? И это они называли «государевым делом»! Стыдно. За мое государство стыдно. Я думаю, мы все прекрасно понимаем – значение нашего процесса выходит далеко за пределы наших с Платоном судеб, и даже судеб всех тех, кто безвинно пострадал в ходе масштабной расправы над ЮКОСом, тех, кого я оказался не в состоянии защитить, но о ком я не забываю, помню каждый день. Спросим себя: что сегодня думает предприниматель, высококлассный организатор производства, просто образованный, творческий человек, глядя на наш процесс и полагая абсолютно предсказуемым его результат? Очевидный вывод думающего человека страшен своей простотой: силовая бюрократия может все. Права частной собственности нет. Прав у человека при столкновении с «системой» вообще нет. Будучи даже закрепленными в законе, права не защищаются судом. Потому что суд либо тоже боится, либо является частью «системы». Стоит ли удивляться, что думающие люди не стремятся к самореализации здесь, в России? Кто будет модернизировать экономику? Прокуроры? Милиционеры? Чекисты? Такую модернизацию уже пробовали – не получилось. Водородную бомбу, и даже ракету, сделать смогли, а вот свой хороший, современный телевизор, свой дешевый, конкурентный, современный автомобиль, свой современный мобильник и еще кучу современных товаров – до сих пор не можем. Зато научились красиво демонстрировать производимые у нас чужие, устаревшие модели и редкие разработки российских изобретателей, которые если и найдут применение, то за границей. Что случилось с прошлогодними президентскими инициативами в области промышленной политики? Похоронены? Ведь они – реальный шанс слезть с сырьевой иглы. Почему похоронены? Потому, что для их реализации стране нужен не один Королев, и не один Сахаров под крылом всемогущего Берии и его миллионного войска, а сотни тысяч «королёвых» и «сахаровых», защищенных справедливыми и понятными законами и независимыми судами, которые дадут этим законам жизнь, а не место на пыльной полке, как в свое время – Конституции 1937 года. Где эти «королёвы» и «сахаровы» сегодня? Уехали? Готовятся уехать? Опять ушли во внутреннюю эмиграцию? Спрятались среди серых бюрократов, чтобы не попасть под каток «системы»? Мы, граждане России, патриоты своей страны, – можем и должны это изменить. Как сможет Москва стать финансовым центром Евразии, если наши прокуроры в публичном процессе прямо и недвусмысленно, как 20 и 50 лет назад, призывают признать стремление к увеличению производства и капитализации частной компании – преступно-корыстной целью, за которую надо сажать на 14 лет? Если по одному приговору компания, заплатив налогов больше всех в стране, кроме Газпрома, – оказывается, недоплатила налоги, а по второму – очевидно, что предмета для налогообложения вообще не было – его украли!
Страна, которая мирится с тем, что силовая бюрократия в своих интересах, а вовсе не в интересах страны, держит по тюрьмам, вместо и вместе с преступниками, десятки, если не сотни тысяч талантливых предпринимателей, управленцев, простых граждан, – это больная страна. Государство, уничтожающее свои лучшие компании, готовые стать мировыми чемпионами, государство, презирающее своих граждан, доверяющее только бюрократии и спецслужбам – больное государство. Надежда – главный движитель больших реформ и преобразований, залог их успеха. Если она угаснет, если сменится глухим разочарованием, – кто и что сможет вывести нашу Россию из нового застоя? Я не преувеличу, если скажу, что за исходом этого процесса следят миллионы глаз по всей стране, по всему миру. Следят с надеждой, что Россия все-таки станет страной свободы и закона, где закон будет выше чиновника. Где поддержка оппозиционных партий перестанет быть поводом для репрессий. Где спецслужбы будут защищать народ и закон, а не бюрократию от народа и закона. Где права человека не станут больше зависеть от настроения царя. Доброго или злого. Где, наоборот, власть будет действительно зависеть от граждан, а суд – только от права и Бога. Хотите – называйте это совестью. Я верю, так – будет. Я совсем не идеальный человек, но я – человек идеи. Мне, как и любому, тяжело жить в тюрьме, и не хочется здесь умереть. Но если потребуется – у меня не будет колебаний. Моя Вера стоит моей жизни. Думаю, я это доказал. А Ваша, господа оппоненты? Во что Вы верите? В правоту начальства? В деньги? В безнаказанность «системы»? Ваша Честь! В Ваших руках гораздо больше, чем две судьбы. Здесь и сейчас, решается судьба каждого гражданина нашей страны. Тех, кто на улицах Москвы и Читы, Питера и Томска, иных городов и поселков рассчитывает не стать жертвой милицейского беззакония, кто завел свой бизнес, построил дом, добился успеха и хочет, чтобы это досталось их детям, а не рейдерам в погонах, наконец, – тех, кто хочет честно исполнять свой долг за справедливую зарплату, не ожидая ежеминутно, что будет под любым предлогом уволен коррупмированным начальством. Не в нас с Платоном дело, во всяком случае – не только в нас. Дело в надежде для многих наших сограждан. В надежде на то, что суд завтра сможет защитить их права, если каким-то очередным бюрократам-чиновникам придет в голову эти права нагло и демонстративно нарушать. Я знаю, есть люди, я называл их в процессе, которые хотят оставить нас в тюрьме. Оставить навсегда! В общем, они это не скрывают, публично напоминая о существовании «вечного» дела ЮКОСа. Потому что хотят показать: они – выше закона, они всегда добьются того, «что задумали». Пока добились обратного: из нас – обычных людей сделали символ борьбы с произволом. Но им необходим обвинительный приговор, чтобы не стать «козлами отпущения». Я хочу надеяться, что суд с честью выдержит их психологическое давление. Мы все знаем, как и через кого оно будет происходить. Я хочу, чтобы независимый суд стал реальностью и буднями моей страны, чтобы слова о «самом справедливом суде в мире», рожденные в «совке», перестали столь же иронично звучать сегодня. Чтобы мы не оставили в наследство нашим детям и внукам опасные символы тоталитарной системы. Ваша Честь, я готов понять, что Вам очень непросто, может быть, даже страшно, и желаю Вам мужества. Все понимают, что Ваш приговор по этому делу – каким бы он ни был – станет частью истории России. Более того, он ее будет формировать для будущего поколения. Все имена останутся в истории – и обвинителей, и судей – так же, как они остались в истории после печально известных советских процессов. М.Б. Ходорковский
Жестокость губит фраеров В идеале в правовом государстве политика и правосудие должны быть разнесены. Но Россия — государство не правовое, а византийское. Поэтому вслед за Ходорковским, который произнес на процессе совершенно политическое, адресованное не столько судье Данилкину, сколько президенту Медведеву последнее слово, мы тоже выступим в нехорошем, но здесь оправданном жанре политико-правового анализа и провокации. Сначала немного (хотя прошло всего несколько лет) истории. Платон Лебедев был арестован в июле 2003 года, Михаил Ходорковский — в октябре. В мае 2005 года Мещанский суд приговорил обоих (с учетом небольшого уменьшения срока в кассации) к 8 годам лишения свободы. Основным эпизодом обвинения стало уклонение от уплаты налогов компанией ЮКОС в период с 1997 по 2000 год. В 2003-2004 годах в арбитражных судах параллельно прошло гражданское дело о банкротстве ЮКОСа, основанное на доначислении компании налогов за 2001-2003 годы. Оно закончилось, с одной стороны, продажей «Юганскнефтегаза» в пользу, в конечном итоге, «Роснефти», а с другой — подачей компанией жалобы в Европейский суд по правам человека о нарушениях справедливых процедур в ходе судебного банкротства. Сумма компенсации, которую запросил представляющий ЮКОС в Страсбурге адвокат Стивен Тиди, запредельна, под 100 млрд евро. В 2005-м, пока в суде еще не было завершено первое уголовное дело против Ходорковского и Лебедева, следователь Салават Каримов при поддержке первого заместителя Генерального прокурора Юрия Бирюкова возбудил второе уголовное дело, которое и слушается в Хамовническом суде с сентября 2009-го. Поскольку наш анализ более политический, нежели правовой, мы укажем на две возможности, с помощью которых Бирюков и Каримов могли решать поставленную перед ними в 2005 году политическую задачу «добавить срок» нашим фигурантам. В запасе у обвинения оставались эпизоды аналогичного уклонения компании от уплаты налогов в 2001-2003 годах, тем более что эта фактура использовалась в деле о ее банкротстве. По первому делу виновность Ходорковского и Лебедева тоже выглядит небезусловной, но там позиция защиты гораздо тоньше и сложнее, она основывается на принципах недопустимости избирательного применения уголовной репрессии и невозможности задним числом использовать в уголовном суде ужесточение налогового законодательства. Короче: если бы Бирюков выбрал этот вариант для решения политической задачи, как она виделась ему в 2005 году, то сейчас Хамовнический суд, изменив только даты, без вопросов переписал бы первое решение Мещанского суда, и еще лет на восемь там хватило бы. Но «жадность губит фраеров»: Бирюков хотел (в отсутствие смертной казни) пятнадцать. Уклонения от уплаты налогов для этого было недостаточно, так как, по российскому законодательству, такой состав не образует необходимой цепочки для наиболее тяжкого обвинения в легализации преступных доходов. С самого начала абсурдное «хищение нефти» было изобретено с единственной целью — привязать к нему статью об «отмывании денег». Эта роковая для Бирюкова и Каримова ошибка наиболее ярко предстала в Страсбурге, где 4 марта 2010 года по делу о банкротстве ЮКОСа российское правительство заняло единственно возможную позицию: в 2001-2003 годах компания уклонялась от налогов с продажи нефти, то есть нефть была, а никакого ее «хищения», соответственно, не было. Но Европейский суд по правам человека оказался не единственным, где искусственность изобретенной Бирюковым и Каримовым в 2005 году конструкции предстала в полный рост: другим таким судом стал Хамовнический. Это к вопросу о том, изменилась ли политическая ситуация в России в 2010 году по сравнению с 2005-м: да, изменилась. В то время Бирюков и представить не мог, что обвинение по делу, «заказанному» с самого высокого уровня, будет рассматриваться сколько-нибудь не понарошку. Но процесс в Хамовническом суде стал совсем не таким, как в Мещанском: на него были свободно допущены пресса и публика, а защита, что ни говори, получила равную по сравнению с обвинением возможность представить свои аргументы. Защита отлично поставила пиар-сопровождение, и упрекать ее в этом, учитывая политический характер дела, нельзя. А Генпрокуратуре денег на пиар, судя по тому, что он не имел системного характера, не выделили. Может, это недогляд со стороны прежних заказчиков, а может, и нет. Но если брать социальную подоплеку, то к финишу стороны подошли с большим гандикапом: общество ждет оправдательного приговора, а обвинительный будет воспринят как несправедливость власти — уже Медведева, тем более в контексте его новой риторики. Теперь уже не только знакомые, но и незнакомые люди подходят в метро и просят: «Напишите судье Данилкину (в газете), что для него будет гораздо лучше (далее аргументация может быть разнообразной) оправдать обвиняемых». Судья Данилкин — несомненно, очень цепкий юрист, он отлично пока справился со своей ролью и даже в ней симпатичен. Может быть, он вообще добрый человек — в тех границах, в которых это может себе позволить председатель одного из московских судов, просеянный через сито егоровской квалификационной коллегии судей. Но мы не будем сейчас опираться на зыбкую почву субъективных мотивов (об этом и Ходорковский Данилкину уже все сказал), а посмотрим объективно: как встанут на политической доске фигуры в случае оправдательного приговора. Такое решение приобрело бы некоторые черты необратимости в случае, если бы Ходорковский и Лебедев выходили из Хамовнического суда прямо на свободу. Но этого ни в каком случае не произойдет. Срок Лебедева по первому приговору истекает в июле, Ходорковского — в октябре. И это, с политической точки зрения, оставляет Кремлю огромный и даже расширяющийся простор для маневра. Прежде всего надо разобраться с угрозой со стороны Страсбурга. Можно не сомневаться и в характере решения ЕСЧП, и в том, что судьи между собой о сути его уже договорились, но, поставленные в двусмысленное положение все тем же политическим характером дела, ждут, что скажет Данилкин. Его оправдательный приговор даст страсбургским судьям возможность сэкономить для российского бюджета не 100 млрд евро, которые с большим запасом запросил Стивен Тиди, но миллиардов тридцать, в которые эксперты оценивают прямой ущерб, нанесенный компании ЮКОС судебной несправедливостью при банкротстве, с большой вероятностью. Оправдательный приговор по абсурдному «хищению» некоторым образом усилит логику российского правительства в «деле ЮКОСа» в Страсбурге, добавив весу и первому приговору Ходорковскому и Лебедеву, тесно с ним связанному: смотрите, лишней жестокости нам не надо, у нас законность и справедливость, никакого хищения нефти не было, это ошибка обвинения, а уклонение от налогов в 1997-2000 (факты первого дела Ходорковского и Лебедева) и в 2001-2003 годах (фактура «дела ЮКОСа» в ЕСПЧ) было. При такой логике судьи в Страсбурге могут как-то учесть аргумент России о том, что налогообложение — внутреннее дело каждого государства, и, по крайней мере, сильно сократить объем компенсации. Далее внутри страны, пока Ходорковский и Лебедев отбывают наказание по первому приговору, сохраняется широкий простор для маневра в зависимости от того, о чем договорятся президент и премьер и куда сдвинется вся политическая картина к лету – осени 2011 года. На оправдательном приговоре Хамовнического суда президент Медведев набрал бы, конечно, сумасшедшие очки, но они могут быть у него отняты с невосполнимым уроном в случае отмены в Мосгорсуде. В зависимости от политической ситуации кассация может быть назначена и на март, и на июнь — для этого нужно только в разном темпе готовить протоколы и вести связанные с этим процедуры. В течение этого времени Ходорковского и Лебедева можно освободить по УДО, а можно, наоборот, предъявить им какое-нибудь новое обвинение и взять по нему под стражу. В Мосгорсуде в это время может остаться Ольга Егорова, представляющая «силовой блок», а может и не остаться, а может представлять уже какой-то другой «блок» — все же может случиться у нас в суде. Таким образом оправдательный, но не окончательный приговор по делу Ходорковского и Лебедева в Хамовническом суде — это лучшее для всех решение, если подходить к нему рационально. Но могут перевесить и эмоции, и известная всем личная мстительность, и фактор Сечина. Бирюковым и Каримовым можно и пожертвовать: говна-пирога. Да ничего им и не будет, хотя возведенная ими в 2005-м заведомо ложная конструкция по сути юридически тянет на превышение власти в личных интересах карьеры. Но ведь они могут еще и отыграться, и тогда вообще кранты нам всем, всей стране, а не только Ходорковскому и Лебедеву. Вот судья Данилкин послушает в начале декабря послание президента городу и миру, постарается что-нибудь там уловить и вынесет. В смысле: вынесет на люди один из двух вариантов, которые оба, конечно, у него уже созрели. Суть мы узнаем числа 17 декабря, если судья начнет читать приговор 15-го. Как человек азартный, я бы поставил на оправдательный приговор. Но это, конечно, ни в коем случае не научный «политологический» прогноз (такой науки в России и быть не может), а просто домыслы, допустимая провокация. Автор — обозреватель «Новой газеты» http://ej.ru/?a=note&id=10537
Происхождение человека 15 ДЕКАБРЯ 2010 г. АЛЕКСАНДР РЫКЛИН Есть много людей, любящих порассуждать на тему, правильно ли поступил Михаил Ходорковский, отказавшись в 2003 году покинуть Россию. Дескать, чем, как не предупреждением, можно считать арест Платона Лебедева прямо в больнице. Ясно же было, что следующим окажется он — глава ЮКОСа. Михаил Борисович не мог не понимать, кто начал войну с его компанией и с ним лично. Зачем же было идти на заклание? Вот уехал бы тогда… Ах, как много веских и убедительных аргументов можно привести в пользу решения, которое он отверг в далеком уже 2003 году… Прошло семь лет, и нет никаких сомнений в том, что точно так же Ходорковский поступил бы и сегодня. «Гусарство», скажет кто-то, и будет отчасти прав. Потому что обостренное чувство собственного достоинства вкупе с безусловной личной храбростью — черта несомненно присущая этому воинскому сословию. «Я выбираю свободу, но не из боя, а в бой», — написал когда-то Александр Галич по аналогичному поводу, мотивируя свое нежелание покидать СССР. Ходорковский тоже выбрал свободу и остался в тюрьме. На долгие годы. И уже тогда стало понятно, что мы столкнулись с чем-то необычным, скорее из литературы, а не из повседневной жизни, и уж точно не вяжущимся с нашим представлением о российских олигархах постсоветского периода. Такие неупотребляемые вроде бы вне иронического контекста словосочетания, как «сила духа» или «нравственный выбор», в отношении генералов российского бизнеса (ну какой еще «нравственный выбор» у отечественного олигарха — окэшиться вовремя и в кусты!) вдруг зазвучали вполне естественно и нефальшиво применительно к фигурантам этого дела. Обнаружив в оппонентах душевные качества, столь разительно отличающиеся от собственных, заказчики и исполнители преступлений против некогда самой успешной компании России сначала были обескуражены, а потом и напугались. И это понятно: люди мелкие, корыстные и недалекие всегда с опаской относятся к успешным, широким и умным. А если вторые оказываются в руках первых, то им не позавидуешь. Пожалуй, в этом и состоит главный нерв всей юкосовской истории. Расклад, можно сказать, классический: с одной стороны облеченные властью негодяи и мерзавцы, с другой — угнетаемые ими благородные герои. При таком раскладе неизбежно всплывает тема мученичества и жертвенности. Самое страшное для власти, что именно такая трактовка всей юкосовской эпопеи уже укоренилась в общественном сознании, несмотря на все усилия пропагандистской машины. Сегодня нет в России человека, который бы искренне верил, что Ходорковский сидит в тюрьме за то, что ему официально инкриминируется. Можно было бы предположить, что Михаил Ходорковский чисто интуитивно выбрал для себя наиболее выигрышную манеру поведения. А как быть с остальными «подельниками»? С непреклонным Платоном Лебедевым? С отказавшимся оговорить бывшего начальника Алексеем Пичугиным? С другими юкосовцами, не миллиардерами? Может, все дело в том нравственном примере, который продемонстрировал глава компании? Людям захотелось соответствовать масштабу этой личности. И люди нашли в себе силы противостоять злу. Поэтому, когда накануне вынесения приговора по второму уголовному делу Михаил Ходорковский обращается к судье Данилкину фактически со словами сочувствия и поддержки («Ваша честь, я готов понять, что Вам очень непросто, может быть, даже страшно, я желаю Вам мужества»), его позиция воспринимается как вполне органичная: в ней нет ни позерства, ни фальши, а только желание сильного духом поделиться своей силой с более слабым. Но в юкосовской истории, несомненно главной истории путинского периода, есть еще третий фигурант — российское общество. С одной стороны, оно должно чувствовать свою вину: не смогло защитить честных людей от злоумышленников, с другой — нравственный пример Михаила Ходорковского рождает надежду. И тут невольно возникает тема возможного освобождения Ходорковского. Понятно, что обществу Ходорковский нужен на свободе — он сильный, он многое умеет, он готов брать на себя ответственность, он пробуждает в людях лушие чувства, он ничего и никого не боится. Другими словами, перед нами портрет вождя. И как только такой вождь поступает в «свободное обращение», спрос на него растет сумасшедшими темпами. Но в том-то и дело, что в России уже есть национальный лидер, и зовут его не Михаил Ходорковский. И куда он ведет страну, тоже понятно. Словом, глава ЮКОСа уже продемонстрировал российскому обществу, как он ему предан и на что готов идти ради него. Теперь общество должно найти в себе силы ответить ему тем же и освободить его. Если не сможет — значит, достойно уготованной доли.
Як звичайний пересічний громадянин, я колись різне думав з приводу арешту Ходорковського - "попив кровушки народної, посидь тепер", "он воно як з олігархами у Росії, в нас би так", "так, кривава гебня беззаконно розпровляєтсья з ним, але ж і він робив беззаконно у свій час". Але зараз я розумію, що поведінка цієї людини просто героїчна. Його ж не схопили зненацька, він мав багато можливостей поїхати з країни, як Гусінський чи Березовський, але залишился. Ну тут можна сказати - дурак був, не вірив що такого як він зможуть посадити. Але, вибачте, він сидить у тюрмі вже 7 років! Це ж вже майже півжиття у його віці ! І не розкисає, пише статті, бореться у суді. Це, дійсно, незвичайна історія.
Борис Гребенщиков, один из наиболие апполитичных культурных деятелей современной России,стал инициатором письма к медвепутам... а особенно интересны коменты Суркова и димы нанопрезидента...
Блоги / Александр Минкин, журналист / Приговор: будут сидеть / В понедельник судья Данилкин начал оглашать обвинительный приговор Лебедеву и Ходорковскому. Какой срок им впаяют — неизвестно, но впаяют точно. Это стало ясно в самом начале. Прозвучала фраза: “Суд установил… — на этом месте судья оторвал глаза от бумаги и добавил: — Пресса, покиньте зал”. Народ ахнул, но сразу стало ясно, что выгоняют только фотографов и телевизионщиков, которых было человек сорок. Когда их выпроводили (а они еще пытались снимать на ходу), судья продолжил чтение: “Суд установил, что Ходорковский и Лебедев в составе преступной группы совершили хищение…” — и стало ясно: приговор обвинительный. Все, кто взволнованно принимал культурные речи президента Медведева за некоторое обещание оправдательного приговора, могут успокоиться. Все, кто надеялся, что вдруг судья Данилкин найдёт в себе достаточно гражданского мужества и вынесет справедливый приговор, могут оставить эту надежду навсегда. Он нашёл в себе какое-то другое мужество. Потому что выйти к людям и зачитывать обвинительный приговор после того безобразия, которое продолжалось в суде почти два года, тоже, конечно, нелегко. Это мучение отразилось и в чтении. Судья громко и отчётливо зачитал: кого именно судят (ФИО, год рождения, место рождения, место жительства, наличие малолетних детей и др. и пр.); перечислил прокуроров (ФИО, должности); перечислил адвокатов, добавляя к фамилии-имени-отчеству номера их удостоверений. Потом сказал: “Суд установил”. Потом, как уже сказано, удалил теле-фото. А потом судья Данилкин начал читать приговор очень быстро, тихо-тихо и совершенно неразборчиво. Эта смена отчётливо слышных слов на бу-бу-бу-шу-шу-шу вызвала в зале оторопь. Люди прикладывали ладони к ушам, как будто в зале сидели только глухие старики, а судья бормотал, бормотал, и было иногда слышно: “по 627 рублей 13 копеек за тонну… по 504 рубля 9 копеек за тонну… 34 миллиарда 213 миллионов 37 рублей 12 копеек” (а за что — я не понял). Двое подсудимых, точнее, двое приговорённых неизвестно к какому сроку, сидели в пуленепробиваемой стеклянной клетке. Там, похоже, не было слышно ни слова. Смотреть на шевелящиеся губы судьи? Лебедев и Ходорковский улыбнулись, каждый достал книжку, и они стали читать. Нам, сидящим не в клетке, а на лавках в зале суда, лучше были слышны крики с улицы, чем шелест судьи. На улице была толпа, она скандировала то “Свободу! Свободу!”, то “Россия без Путина!”, то еще что-то. Потом стал слышен женский визг, и мы поняли, что силы правопорядка наводят порядок, а правоохранительные органы охраняют его. В зале суда почти не было публики. Там было десятка полтора приставов и офицеров спецназа в чёрной форме (некоторые с автоматами, а некоторые такие, которые голыми руками справятся с взводом автоматчиков). В зал пропустили родителей Ходорковского, родных Лебедева, даму (которая депутат и Бундестага, и Европарламента), сотрудников мировых информационных агентств. Прорвались и некоторые журналисты. Рядом со мной сидел мужик из “Нью-Йорк таймс” — американец, говорящий по-русски; он ничего не понимал, его совершенно изумило, что он не может расслышать слова приговора. Он небось подумал, что это нарочно. А Данилкин просто бережёт силы и голос. Читать ему еще долго. Срок он назовёт в последнюю минуту. А потом, в соответствии с законом, спросит: “Подсудимые, вам понятен приговор?”. Вполне вероятно, что люди в клетке ответят: “Господин судья, мы его не слышали”. Но, может быть, они будут настолько вежливы, что употребят выражение “ваша честь”. http://www.echo.msk.ru/blog/minkin/737417-echo.phtml
Если бы сбежал Ходорковский, а не Березовский или Гусинский, то великомученником стал бы кто-то из них. Кому удалось сесть - тот и козырь оппозиции )). Если бы не было кого из крупных рыб, то нашли бы из числа помельче. Жертва режима - это весьма желательное условие игры .
Да... Акулина а ты сильно уверенна, что тот же Березовский, загреми он в тюрьму, не стал бы пачками писать покаянные письма Путину? Да и возможность убежать до ареста у Ходорковского скорее всего была. Ну и так в догонку: на себя роль жертвы режима примерить не хочешь? Ну посидишь лет 12, зато потом выйдешь вся святая. Ни одна грязная пылинка к тебе прилшипнуть не сможет.
К сожалению. Хотелось бы видеть основания, что не только "использование" в политике. Особенно в нашей. Юлл, как думаешь, из Лужка кто-нибудь сделает жертву? ИМХО, но он вряд ли кому пока нужен...
А Ходорковский вначале тоже писал. Только не помогло... Не знаю. Может и была, а может, по сценарию должна была быть травля. Формирование лидера, который может противостоять Путину - задача не из легких. Просто так кого возьмешь - и провал (как с Касьяновым). Серьезных предложений не поступало . Из меня лидера нации не сляпаешь...Вряд ли меня на эту роль выберут.
Анджей, мне кажется, что Ходорковскому совсем другое рисовали. Типа будет скандал, будет обвинение, но соратники в тюрьму сесть не позволят. Но не получилось. После этого он раскис на некоторое время. Но потом в его отсидке увидели плюсы, и он стал играть новую роль (выбора у него немного). Должен был выйти перед выборами - готовый лидер оппозиции. Но это не получилось, путинская Ко не дремлет, срок добавили. Что будет теперь - понятия не имею.